Текст В Америке как истинный русак

«Наиболее талантливым в числе современных живописцев» называл Николая Фешина Илья Репин, его педагог в Высшем художественном училище при Императорской Академии художеств. В его мастерскую, самую популярную в академии, Фешин стремился и поступил после двух лет штудий, в 1903 году. «Как я вспоминаю, — объяснял живописец впоследствии свое юношеское стремление, — Репин никогда не подавлял своим мнением индивидуальности студента, напротив, как большой художник, он всегда ценил в нем более или менее оригинальное…» Когда в 1907 году Илья Репин из-за конфликта покинул академию, Фешин в числе 50 студентов подписал письмо с просьбой остаться — хотя был скорее нелюбимым учеником.

Не чувствуя с ним эмоциональной близости и выказывая откровенную неприязнь, Репин признавал тем не менее талант молодого живописца, на одном курсе с которым учились Исаак Бродский, Борис Анисфельд, Давид Бурлюк. Последний стал близким другом художника и одной из лучших его моделей. Анисфельд с Бурлюком отчасти разделили судьбу Фешина, оказавшись после революции в США. А с Бродским обнаруживаются пересечения в творчестве — в первые годы после революции Фешин создал портреты Ленина, Маркса, Луначарского и других деятелей.

Это были, конечно, вынужденные заказы. «Я чувствовал, как день ото дня я бесполезно терял мою творческую энергию, поскольку искусство использовалось только в целях пропаганды, — объяснял Фешин в 1921 году. — Работа потеряла всякий здравый смысл, и многие впадали в невыносимую меланхолию. Так, в ответе мистеру Стиммелу я сообщил о моем желании уехать в Америку и просил его помочь в получении необходимых бумаг на въезд в США».

Крупный американский финансист Уильям Стиммел был первым в США собирателем работ Николая Фешина. Более 30 только музейных американских собраний (не считая частных коллекций) хранят сегодня фешинские работы — еще поэтому трудно представить реальный масштаб наследия художника.

В 1976 году дочь художника Ия Фешина-Бренэм в исполнение воли отца привезла урну с его прахом для захоронения на родине. Тогда же она передала Государственному музею изобразительных искусств Республики Татарстан множество его работ, написанных в Америке и России (уезжая, Фешин смог взять с собой 79 вещей). Вообще же в СССР имя Фешина пусть и не часто звучало, но не было табуировано. Более того, существовала традиция его исследования, начатая в 1921 году Петром Дульским, опубликовавшим первую монографию, посвященную сравнительно молодому — 40 лет — художнику. В 1958-м, на волне оттепели, в казанском музее появилась первая фешинская экспозиция, в 1975–1976 годы прошла советско-американская выставка его работ.

Николай Иванович Фешин родился 26 ноября 1881 года в Казани. Отец был родом из Арзамаса, мать — из Костромы. Не выдержав нищеты, в которой семья оказалась после продажи отцом своей мастерской — он резал иконостасы — и раздачи долгов, мать уехала к родным в Кострому, а разорившийся отец скитался по деревням в поисках работы. Иногда Николая поддерживал дядя, но чаще всего мальчик оказывался предоставлен самому себе и жил, перебиваясь хлебом и молоком, с двумя друзьями-одноклассниками.

Первое важное событие, на которое Фешин ссылается в своей «Автобиографии», — перенесенный в четыре года менингит. Болезнь вызвала двухнедельную кому, от которой его спасла, по семейной легенде, Тихвинская икона Богоматери из Благовещенского собора Казани. Помогли связи отца с местным духовенством: икону принесли на молебен к ним домой. Да и первым произведением, принесшим 13-летнему мальчику заработок — 10 рублей, на которые ему сшили костюм для школы, — стал чертеж иконостаса.

Обнаруживший способности к рисованию лет в шесть, в четырнадцать Фешин попал в первый набор только что открывшейся Казанской художественной школы. Ее директором был Николай Белькович, он заметил талант юноши и в 1901-м отправил поступать в академию, а в 1913 году, вернувшись в Казань, Фешин женился на дочери Бельковича — Александре.

Позади осталась академия, на которую Николай Фешин потратил почти десять лет (1901–1909): пройдя туда по конкурсу вторым номером, учась по бедности бесплатно, питаясь в бесплатной же столовой, зарабатывая эскизами афиш, пригласительных билетов, иллюстрациями для журналов «Шут» и «Вольница» и оставаясь до поры до времени в плену эстетики модерна.

Благодаря Репину Фешин познакомился с импрессионистами. Но вскоре после окончания академии он освободился от влияния мастера и принялся экспериментировать: изобрел желатиновый грунт вместо готового масляного, начал писать широко и свободно, используя наравне с кистями мастихин, сделал богатую фактуру живописной поверхности своим узнаваемым приемом.

Фешин прославился еще в академии, написав в 1908 году «Черемисскую свадьбу» — легендарное полотно, воспроизводимое сегодня только по фотографиям. Никто не знает, где оно: в 2017 году картина, увезенная автором в Америку, была куплена на аукционе Sotheby’s за $3,3 миллиона российским коллекционером, пожелавшим остаться неизвестным. Материал для нее Фешин собирал летом 1908 года в марийской деревне, сюжет — момент увоза невесты на глазах всей деревни из родительского дома.

Такие многофигурные полотна, с персонажами, застигнутыми в момент своей наивысшей активности (трудно отделаться от иллюзии, что то, что мы видим, происходит здесь и сейчас), тоже станут «фирменными» для Фешина. На академической выставке 1909 года «Черемисская свадьба» получит Первую премию имени Куинджи, ее отправят на выставку в Мюнхен, где, правда, подвергнут критике — отмечая достоинства живописи, некто Евсеев напишет в рецензии, что «стыдно за эту карикатуру на русскую жизнь».

Критик не догадался, похоже, что узкоглазый щекастый младенец на переднем плане, красноносый мужик и толстомордая баба, заливающаяся в песне (или плаче?), — это не пародия, это и есть жизнь, какой ее знал с детства, бывая в марийских селах, Фешин. В 1910 году «Черемисскую свадьбу», выставленную в Институте Карнеги в Питтсбурге, купит Уильям Стиммел, главный фешинский заказчик и покровитель.

За другое мегаполотно того же периода — «Капустницу», написанную как диплом, — Фешин получит в 1909 году Большую золотую медаль и право на пенсионерскую поездку в Европу. Куда и отправится в сопровождении Надежды Сапожниковой, художницы-любительницы, друга и наследницы богатой казанской купеческой семьи. Она была первой ученицей Фешина и его меценатом, в ее компании художник проехался по Германии, Италии и Австрии, окончив путешествие в Париже.

«Я приехал в Париж с намерением остаться здесь учиться, — признавался художник. — Однако я обнаружил, что просто не в состоянии учиться у кого-либо еще, насколько устал я от учебы за 13 долгих лет. Насмотревшись всего до головокружения… я начал ощущать желание вернуться к работе в более привычных для меня условиях».

В каком-то смысле казанский период Фешина (1910–1916) так и остался самым плодотворным в его жизни. Не только в отношении работы — хотя в Казани он много преподавал и писал. Тогда были созданы его масштабные вещи: «Бойня» и «Обливание». Последняя числится неоконченной, но трудно поверить, что незавершенность случайна. Галина Тулузакова, казанская исследовательница творчества Фешина и куратор нынешней выставки в Третьяковке, считает, что «процесс творчества для художника значим сам по себе, он открыт, происходит на наших глазах, он важнее результата, поэтому так часто Фешин не заканчивал либо “как бы” не заканчивал свои работы. Граница между незавершенностью случайной и намеренной очень подвижна и трудноопределима, но в большинстве случаев, non finito [незавершенность] становилось частью его пластического высказывания».

Живя в Казани, Фешин участвовал в выставках не только в Санкт-Петербурге — было три выставки в Мюнхене, по одной в Риме, Амстердаме и Венеции, выставки в Питтсбурге, Нью-Йорке и Сан-Франциско. Работы художника активно покупали. Поэтому, когда в 1922 году Фешин, измученный голодом и безуспешными попытками найти в новых условиях нестыдный заработок, решил уехать из страны, он рассчитывал на уже существовавших за океаном почитателей. И оказался прав.

Многие считают, что Фешин готов был уехать куда угодно, но это не так. Он видел Европу и не захотел в ней остаться. Во Франции, которая по праву считалась «заводом по производству искусства», он оказался бы безвестным чужаком, а в Германии времен Веймарской республики главенствовал баухаус, но Фешин не был авангардистом. Тогда как в Америке были деньги и покупатели — и никаких революций. А в отношении искусства она была провинцией — Фешин попал туда очень вовремя и стал звездой.

В Штатах он оказался с женой и дочерью 1 августа 1923 года. В первой же своей студии, в двухэтажной квартире на Манхэттене, написал портрет чернокожей модели и портрет Джека Хантера — второго главного, наряду со Стиммелом, американского благотворителя Фешина.

Фешин преподавал в Нью-Йорке в Академии искусств при Grand Central Galleries, но это была та еще академия. Он сетовал, что американцы «довольствуются внешними эффектами, а если я правлю работы, просят их подписать».

Вскоре после приезда живописца в Нью-Йорк он получил приз Томаса Р. Проктора в разряде портретной живописи на проходившей там выставке Национальной академии дизайна, участвуя в ней вместе с Анисфельдом, Бурлюком, Бакстом и Кандинским. 22 работы попали в 1924-м на персональную выставку в Чикаго, в 1925-м на выставке в Нью-Йорке из 32 работ ушли к покупателям почти все. Он писал портреты знаменитостей, покровителей, светских дам, приятелей-иммигрантов. Впечатленная портретом Бурлюка, заказала свой портрет Фешину Лиллиан Гиш.

После переезда Николая Ивановича в 1926-м на Западное побережье в городок Таос — в связи с открывшимся туберкулезом — клиентура не изменилась, разве что южная природа вернула в творчество художника пейзажи. Забавно, что прожив в Таосе всего семь лет — до развода с женой, в американской истории искусств Фешин оказался связан с интернациональной художественной колонией Таоса, которую называют оазисом американского модернизма.

Есть на этот счет свидетельство Ильи Ильфа и Евгения Петрова из «Одноэтажной Америки»: «Фешин, как истинный русак, жить в большом американском городе не смог, вот и приехали сюда, в Таос. Построили себе дом <…>. А когда дом был готов, — разошлись. Оказалось, что всю жизнь напрасно жили вместе, что они вовсе не подходят друг к другу. Фешин уехал из Таоса, он теперь в Мексико-сити. Дочь учится в Голливуде, в балетной школе. Миссис Фешина осталась в Таосе одна. Денег у нее нет».

Александра Фешина, дожив в бедности до 1983 года, расплачивалась с владельцем соседнего ресторана работами бывшего мужа. А тот к середине 1930-х перебрался в Калифорнию, где преподавал дизайнерам голливудских киностудий и хорошо продавался. Хотя английского нормально так и не выучил. Он вернулся к давно оставленной работе с деревом — студия в Санта-Монике была обставлена сделанной им мебелью и скульптурой, на смену марийским мотивам пришли индейские. Побывал в Мексике, где познакомился с художником Диего Риверой, совершил путешествие на Восток — на Бали, в Токио, Иокогаму. Во время войны по заказу военного министерства писал портреты генералов Кэннона и Икера, получая почасовую оплату. Но от заказа на портреты действующих генералов отказался — помнил, что приходилось писать советских вождей.

К 1950-м очередь из заказчиков рассосалась. Николай Фешин жил в одиночестве, давая уроки. Написал «Автобиографию», в которой рассказал о пережитом в России, откуда 30 лет назад уехал. Копировал рисунки Гольбейна, стремясь достичь точности его штриха. Писал пейзажи, которые щедрая живописная фактура превращает в почти абстракции. Один из таких пейзажей стоял на мольберте художника 5 октября 1955 года, когда он умер, не успев закончить работу, во сне.

Превью: Николай Фешин. Автопортрет. Начало 1910-х. Холст, масло.  Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан.

Выставка «Николай Фешин. Из собрания Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан» проходит в Третьяковской галерее до 22 августа 2021 года.