10 фактов о Борисе Кустодиеве

Борис Кустодиев родился в Астрахани в 23 февраля (7 марта) 1878 года. Фамилия художника была созвучна старорусскому слову «кустодия», что означало «стража». Его отец Михаил Лукич Кустодиев — кандидат богословия, коллежский секретарь и кавалер ордена Св. Святослава III степени — преподавал в местной духовной семинарии. Отец умер, когда мальчик был совсем маленьким, в 1879 году, и матери Екатерине Прокофьевне пришлось поднимать одной четверых детей, подрабатывая уроками игры на рояле и вышиванием. Примечательно, что семья Кустодиевых снимала флигель в доме купца Егора Догадина, брата Павла Догадина — «астраханского Третьякова», собрание искусства которого легло в основу местной художественной галереи. Детские воспоминания повлияли на сложение художественного вкуса Кустодиева, который говорил, что «пишет и рисует то, чем полна была его жизнь в Астрахани». Многолюдные астраханские ярмарки, торжища, гулянья, разноцветные наряды купчих художник, обладавший феноменальной памятью, запомнил на всю жизнь.

Кустодиев рос ловким, здоровым человеком — юношей он мог легко проплыть под пароходом, идущим по Волге. Чтобы получить образование, поступил в духовную семинарию, где изучал иконопись. На его увлечение искусством повлияло и посещение выставки Товарищества передвижников, проходившей в Астрахани в 1889 году. Решив стать художником, Кустодиев брал уроки у Павла Власова. Ученик Василия Перова и Павла Чистякова, Власов направил Кустодиева получить дальнейшее художественное образование. К сожалению, дом Кустодиевых сгорел в 1900 году во время огромного пожара в Астрахани, а вместе с ним и ранние работы художника.

Потерпев неудачу с поступлением в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (18-летний художник не прошел по возрасту), Кустодиев поступил в Высшее художественное училище при Императорской Академии художеств в Петербурге. Поначалу Северная столица ему не понравилась. «Кругом все серо… все какое-то скучное, холодное — не то, что река какая-нибудь с зелеными берегами да с темными крыльями парусов, с пароходами — как Волга», — писал он домой. 

В 1898 году он был принят в мастерскую Ильи Репина, который считал его своим лучшим учеником. Именно Кустодиеву, а также его сокурснику Ивану Куликову Репин предложил, когда те еще были студентами академии, принять участие в работе над гигантским полотном «Торжественное заседание Государственного Совета» — размер картины составил 400 х 877 см. Левую часть картины Репин доверил Куликову, правую — Кустодиеву. Работа предстояла непростая: только Кустодиев написал 25 этюдов с членов Совета. Репин часто был недоволен ходом работы, так что картину приходилось неоднократно переделывать. Однако в письме Чуковскому Репин писал: «Куликов и Кустодиев — выросли на этой картине — сразу — в больших мастеров».

Главной «кустодиевской женщиной» стала его жена Юлия Евстафьевна Прошинская — дворянка польского происхождения, совсем не отличавшаяся пышными формами. Любовь всей своей жизни Кустодиев встретил во время поездки по Верхней Волге в 1900 году. Художник с приятелями приехали на этюды в село Семеновское-Лапотное Костромской губернии. Приятели заехали в усадьбу Высоково, где жили сестры Грек, приютившие Юлию и ее сестру, которые остались сиротами. Когда Борис и Юлия познакомились, художник говорил по-астрахански — с ударением на а и я: чáсы, пятна. Девушка, окончившая Смольный институт, работала машинисткой и параллельно училась в Обществе поощрения художеств. Повстречавшись несколько лет, они поженились в 1903 году. В семье родилось двое детей: сын Кирилл, впоследствии ставший театральным художником, и дочь Ирина, выбравшая профессию актрисы. Еще один ребенок — сын Игорь — умер, не дожив до года. Дружная семья всегда была опорой художника, особенно сплотившись после его болезни. Кустодиев многократно писал портреты жены и детей, по которым можно было изучить семейную историю. Пережив мужа на 15 лет, Юлия Евстафьевна умерла в блокадном Ленинграде от голода в 1942 году.

В 1905 году художник купил участок у семейства Поленовых, расположенный возле деревни Маурино в Костромской губернии. Профессор геологии Казанского университета Борис Константинович Поленов был дальним родственником художника Василия Дмитриевича Поленова. Здесь Кустодиев построил дом-мастерскую в неорусском стиле, который назвал «Терем». Проект дома выполнили коллеги по учебе в Академии художеств — художник Дмитрий Стеллецкий и архитектор Юрий Стравинский.

В «Тереме» семья Кустодиевых прожила до 1915 года. Здесь было написано несколько портретов членов семьи Кустодиева — жены и детей, а также его знаменитый «Автопортрет (На охоте)» (1905, ГРМ). Мастерская художника располагалась на втором этаже дома. Там стоял мольберт на колесиках, а также манекен без головы с гнущимися руками и ногами на шарнирах, на который художник примеривал платья для героинь своих картин. После революции, когда Кустодиев потерял способность двигаться, он подарил «Терем» местному исполкому под школьное здание. В начале 1940-х годов после пожара «Терем» сгорел дотла.

Кустодиева часто называют художником «света и радости». Его классические картины посвящены народным празднествам и счастливым эпизодам русской провинциальной жизни. Однако в творчестве художника был момент, когда он занимался нетипичным для себя видом искусства — карикатурой. По приглашению Ивана Билибина художник принял участие в деятельности сатирического журнала «Жупел». Кроме Кустодиева, карикатуры в журнал делали Валентин Серов, Иван Билибин, Мстислав Добужинский, Дмитрий Кардовский и другие художники, многие из которых были членами объединения «Мир искусства».

Всего вышло три номера журнала, каждый из которых был запрещен. Кустодиев сделал несколько карикатур на чиновников, а наибольшую известность получил его рисунок «Вступление», ставший реакцией на подавление царскими войсками восстания рабочих на Красной Пресне. Кустодиев изобразил смерть, шагающую по улицам города, оставляющую кровавые следы. Композиция рисунка легла в основу картины «Большевик», созданной мастером в 1920 году.

Кустодиев был блестящим портретистом, его портретное искусство получило признание еще в годы учебы в Академии художеств. За портрет художника Ивана Билибина Кустодиев получил золотую медаль второго класса на Международной выставке в Мюнхене в 1901 году. Популярный портретист, он немало работал на заказ, создав многочисленные образы прекрасных светских дам и выдающихся кавалеров. Хотя сам художник признавался, что не любит заказные работы. Особенно же удачно получались у художника представители творческой интеллигенции. Благодаря Кустодиеву появился и групповой портрет членов общества «Мир искусства», в которое он вступил в 1910 году. В центре композиции художник изобразил Александра Бенуа в окружении спорящих «учеников», подобно библейскому сюжету. 

Создавал Кустодиев и портреты Николая II — два мраморных бюста и несколько живописных изображений. Свои впечатления об императоре художник описал в письме И.А. Рязановскому: «Ездил в Царское Село 12 раз, был чрезвычайно милостиво принят, даже до удивления… Много беседовали — конечно, не о политике (чего очень боялись мои заказчики), а так, по искусству больше — но просветить мне его не удалось — безнадежен, увы… Что еще хорошо — стариной интересуется, не знаю только, глубоко или так — “из-за жеста”. Враг новшества, и импрессионизм смешивает с революцией: “импрессионизм и я — две вещи несовместимые” — его фраза. И все в таком роде. Расстались по-хорошему, но, видимо, сеансы ему надоели…»

Курьезная история произошла с портретом Петра Капицы и Николая Семёнова, которые нередко были гостями в доме Кустодиевых. По воспоминаниям дочери художника, Капица бывал неоднократно на вечерах, участвовал в шарадах, шалил, веселился, показывал фокусы — и даже «глотал» ножи и вилки. Однажды молодые люди в шутку предложили Кустодиеву написать их портрет: «Вот Вы пишете портреты уже знаменитых людей. А почему бы Вам не написать портрет будущих знаменитостей?» Художник тоже шутя поинтересовался, не собираются ли молодые люди стать нобелевскими лауреатами, на что студенты сразу же ответили утвердительно. В 1921 году Кустодиев написал двойной портрет будущих нобелевских лауреатов с рентгеновской трубой. В знак благодарности молодые ученые принесли художнику мешок муки и петуха.

В конце 1900-х годов Кустодиев начала мучать боль в руке. В 1911 году Борис Михайлович вместе с женой и сыном поехал в швейцарский город Лейзен под Лозанной в клинику фтизиатра Огюста Ролье. Доктор, предположив костный туберкулез, предложил лечение солнечными ваннами, а также прописал Кустодиеву ношение корсета от талии до подбородка, который он носил несколько лет. Боли между тем не отпускали художника. В 1913 году он поехал в Берлин показаться знаменитому нейрохирургу Герману Оппенгейму, который предположил опухоль спинного мозга. Хирург сделал художнику операцию, которая шла четыре часа, после этого боли прекратились на два года. 

В 1916 году художник, который ходил уже только на костылях, перенес еще одну операцию. В Петербурге его оперировал хирург Лев Стуккей. Во время операции хирурги обнаружили опухоль, до которой можно было добраться только перерезав нервы. Жене художника, находившегося без сознания, пришлось сделать сложный выбор, что оставить в движении — ноги или руки. Юлия Евстафьевна выбрала руки, решив, что художник не сможет жить без способности рисовать. Через полгода Кустодиев вернулся к работе, но уже не вставал с инвалидного кресла. 

Постепенно болезнь опять начала прогрессировать. В 1923 году Кустодиев предпринял еще одну попытку одолеть болезнь — поехал в Москву к профессору Ферстеру, ученику Оппенгейма, который лечил Ленина. Кустодиеву сделали третью операцию под местным наркозом, иначе сердце не выдержало бы. После четырех часов мучительных болей врач вырезал опухоль спинного мозга величиной с грецкий орех. Операция не принесла большого облегчения. Однако, несмотря на мучительные боли, судороги, сохнущую руку, Кустодиев продолжал работать и даже немало путешествовал благодаря своим близким. «Да, этот мученик, страдалец и одновременно творец, несущий в своих произведениях любовь к Родине и зовущий к радости жизни, был “настоящим человеком”!» — писала его дочь Ирина.

Непросто складывались отношения Кустодиева с новейшими течениями в искусстве. В начале 1910-х годов появился футуризм, который быстро стал модным среди молодежи. Кустодиев посмеивался над авангардистами и однажды поспорил с Мстиславом Добужинским, что за три часа напишет футуристическую картину. Добужинский решил поддержать друга и вступил в дружеское соревнование. Художники уложились в назначенное время, а Кустодиев даже опередил друга на 10 минут. После чего шутники решили отправить свои работы на футуристическую выставку. Через неделю пришел ответ: картины были приняты, а кустодиевское полотно «Леда» под псевдонимом Пуговкин должно было даже стать гвоздем выставки. Когда художники пошли на вернисаж, увидели, что их работы занимали почетные места. Однако через три дня картины вернули — кто-то разоблачил шутников. А один из «футуристов» — теперь уже сложно понять, кто это был, — даже пришел к Кустодиеву домой, чтобы отчитать его за неуместную шутку. 

Еще один курьезный случай произошел с Кустодиевым в 1922 году, когда художник отдыхал на курорте. К рисующему мастеру, не узнав его, подошли две девицы, «некрасивые, тощие», как пишет дочь Ирина. Девушки, представившиеся ученицами Казимира Малевича, заметили, что художник пишет «не так», «по старинке». Авангардистки стали учить Кустодиева, как нужно писать, чтобы показать предмет с разных сторон одновременно. «Спасибо за урок, милые барышни, но мне вас жаль! Сколько прекрасного вы не видите в жизни. Уж очень много смотрите направо, налево, вбок и назад. А впереди, главного не видите!» — ответил Кустодиев.

Кустодиев дебютировал в театре в качестве помощника Александра Головина в Мариинском театре в 1907 году. До конца своих дней он занимался сценографией, став одним из лучших русских театральных художников. Художник оформлял спектакли по пьесам Островского, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Замятина, сюжеты которых зачастую были связаны с жизнью русской провинции. Чаще всего художник оформлял пьесы Островского — 15 спектаклей были выпущены со сценографией Кустодиева. 

Работа в театре часто вдохновляла художника на создание живописных произведений. Его «Красавица» (1915) была задумана во время работы над спектаклем по пьесе Салтыкова-Щедрина «Смерть Пазухина». Для образа роскошной купчихи ему позировала Фаина Шевченко, исполнительница роли дочери купца-старообрядца Настасьи Ивановны Фурначевой, вечно скучающей дамы. Хотя безусловно, что живописный образ Кустодиева вышел далеко за рамки театральной постановки, обретя совсем иные, намного более глубокие смыслы. 

Парадный портрет Федора Шаляпина (1922) был создан во время работы над постановкой оперы А.Н. Серова «Вражья сила», где русский бас исполнил роль Ерёмки. Центральное действие спектакля разворачивалось на фоне Масленицы, что подсказало художнику решение картины. Но, как и в случае с «Красавицей», образ Шаляпина на портрете Кустодиева не являлся иллюстрацией сцены из спектакля, а вылился в совершенно самостоятельную картину, в которой масленичное празднество было созвучно широкой душе Шаляпина, его разухабистому характеру.

В 1927 году Кустодиев совсем ослаб. Как вспоминала дочь Ирина это сложное время: «Он часто сидел задумавшись, как-то съежившись, не работал, молчал. Войдешь к нему, а он будто не замечает, голова поникла. Устал от страданий, нет больше сил». Незадолго до смерти брат художника Михаил Михайлович сам собрал автомобиль из подручных материалов. На этом самодельном автомобиле Кустодиев ездил за город, что доставляло ему большое удовольствие. В мае 1927 года на этом же кустарном авто с открытым верхом художник съездил в гости к Алексею Николаевичу Толстому, с которым он подружился. Во время поездки художник простудился и вскоре заболел воспалением легких, что и привело его к гибели. 

 В последний год жизни Кустодиев очень надеялся поехать на лечение в Берлин к профессору Ферстеру. К сожалению, художник не дождался паспорта всего несколько дней. Борис Кустодиев умер 26 мая 1927 года. Его гроб утопал в цветах. Жена художника запретила фотографировать или рисовать его в гробу, потому что он всегда говорил: «Человека надо помнить живым, а не мертвым».