10 фактов об Алексее Моргунове

После смерти отца (1897) семья осталась без средств к существованию, и только благодаря настойчивости Евдокии Матвеевны получала от Московского общества любителей художеств небольшие пособия, которых едва хватало на пропитание и оплату дешевого жилья.

В 1899 году Моргунов был принят во второй класс Строгановского училища, но уже в 1902-м должен был уйти «по домашним обстоятельствам». Вероятно, ему пришлось зарабатывать на жизнь, давая уроки, — так делали многие способные, но «несостоятельные» студенты.

В том же году состоялся его выставочный дебют. Лирические пейзажи потомка Саврасова стали регулярно появляться на выставках Московского общества любителей художеств (МОЛХ) и Московского товарищества художеств (МТХ), и вскоре их автор стал членом этих объединений. Критики писали: «Моргунов нашел себя», находили в его работах поэзию и «чувство просторов». Но художник еще только начинал искать свой путь в искусстве.

В 1909 году меценат Александр Андреевич Карзинкин пригласил Моргунова сопровождать его в поездке по странам Европы. Путешественники побывали в Австрии, Германии, Бельгии, Италии, некоторое время жили в Париже; наряду с классическим искусством знакомились и с современными живописными течениями. Моргунов уже был подготовлен к их восприятию: он видел в Москве нашумевшие выставки «Золотое руно», в 1908-м сам экспонировал работы в духе пуантилизма, вызвавшие насмешки рецензентов. Но теперь его стиль решительно изменился: пятна чистого цвета и резкая «обрубовка» форм роднили новые работы Моргунова с картинами фовистов и предвещали обращение к кубизму.

Осенью 1910 года молодые художники решили устроить в Москве доселе небывалую выставку — в ней должны были участвовать самые смелые, бескомпромиссно новаторские произведения. Михаил Ларионов придумал название: «Бубновый валет». Моргунова пригласили в экспоненты и доверили выполнить эскиз рекламного плаката. Он выставил только что законченную парижскую серию. Некоторые критики упоминали его «Париж» рядом с «чудовищными» творениями Машкова, Ларионова и братьев Бурлюков, а журнал «Аполлон» поместил эту картину в статью о выставке. Так Моргунов вошел в когорту первого поколения художников русского авангарда.

Тогда же произошло еще одно важное событие: в своей мастерской на Остоженке Моргунов открыл Студию рисунка. Она была устроена по типу парижских студий, где за небольшую плату любой желающий мог рисовать с натуры и писать обнаженную модель. Художники быстро оценили новинку. «Моргуновку» охотно посещала и молодежь, и такие мастера, как Валентин Серов.

На выставке «Бубновый валет» вокруг Ларионова сложилась группа последователей, вскоре принявшая название «Ослиный хвост» (выставка под таким названием состоялась весной 1912 года). Моргунов примкнул к этой группе. Помимо Наталии Гончаровой, в нее вошли Казимир Малевич и Владимир Татлин, с которыми Моргунова связала многолетняя дружба. «Ослиный хвост» проповедовал свободный выбор темы (включая самые низменные) и стиля (включая самые грубые), отказ от модернистского эстетизма, опору на народные традиции, национальное своеобразие (не обязательно русское). Созданное ослинохвостовцами живописное течение получило название неопримитивизм.

Моргунов активно включился в реализацию этой программы. На его холстах появились лавочники, мясники, торговки, посетители московских трактиров — живые, узнаваемые типы, написанные в легкой, почти импровизационной манере, ярко и красочно.

Но двух лет общения с Ларионовым для Моргунова и его друзей оказалось достаточно. Обладавший удивительным живописным талантом и не менее удивительным — придирчивым и капризным — характером, Ларионов в 1913-м умудрился оттолкнуть от себя самых верных соратников. Моргунов ответил на обиду остроумным способом: выставил картину «Муж и жена», в персонажах которой — жестоком, властном диктаторе и безвольной, словно загипнотизированной жертве — угадывались черты Ларионова и Гончаровой.

Дружба Моргунова и Малевича явилась важным событием в творческой жизни обоих художников. Ее пиком стал конец 1913-го — начало 1915 года. Вслед за Малевичем Моргунов стал осваивать концепцию кубизма и к началу 1914-го создал несколько изощренных полубеспредметных композиций, вызвавших восторг его друга. Критики находили в них влияние Пикассо, но русские «пикассисты» вовсе не собирались останавливаться на подражании — они мечтали создать новое, оригинальное направление. Встреча с вождем итальянских футуристов Филиппо Томазо Маринетти подталкивала к шумным эпатажным выступлениям, к дерзости и саморекламе.

Первым пробным шаром, выпущенным друзьями в качестве нового «изма», стал алогизм. Первоначально Малевич назвал его феврализмом: на диспуте 19 февраля 1914 года он заявил, что «отрекся от разума». И речь, и термин принадлежали Малевичу — прирожденному теоретику. Немногие помнят, что и на диспуте, и на прогулке с деревянными ложками в петлицах и, главное, в живописной практике феврализма-алогизма ему сопутствовал и поддерживал Моргунов. А если как следует рассмотреть его картины, то можно предположить и более серьезное соавторство…

Все это время Малевич строил планы: участвовать на футуристической выставке в Риме (обязательно с Моргуновым), открыть в Москве международный салон (тоже с ним). Готовились к новой выставке («Трамвай В»). Лето 1915-го решили жить вместе на даче в Кунцеве. Но здесь в их взаимопонимании и тесном сотрудничестве произошел сбой.

Малевич создал «Черный квадрат», вывел формулу супрематизма. Моргунов ее не принял. Идея беспредметности, мотив квадрата были ему близки (он сам ввел красный квадрат в одну из своих композиций). Но сделать радикальные выводы он был не готов…

Следующий период жизни Моргунова полон белых пятен. В 1916-м он был призван, попал на фронт, служил в Двинске (рядовым в пехотном полку). Но уже весной-летом 1917 года мы находим его в Москве. Он участвует в общественной жизни — в организации Профессионального союза художников Москвы, в деятельности Совета солдатских депутатов.

Сочувствовал ли он большевикам, принял ли Октябрьскую революцию? Видимо, не совсем.

Уже в феврале 1918-го Моргунов покинул солдатскую секцию Совета, а затем сблизился с московскими анархистами и начал сотрудничать в газете «Анархия».

Здесь, в компании «анархо-футуристов», Моргунов вновь встретился со старыми друзьями — Малевичем, Татлиным, Клюном и другими. Он собирал картины, пытался превратить захваченный анархистами особняк Алексея Викуловича Морозова в Дом современного искусства. Статьи Моргунова, опубликованные в газете «Анархия», отличались крайним радикализмом. Он выступал против всякого вмешательства государства в дела искусства. Как и другие, Моргунов верил, что прямое обращение авангардистов к народным массам станет основой третьей русской революции — Революции духа.
В апреле 1918-го анархисты были разгромлены, газета закрыта.

Оставалось одно — идти на службу к государству. Но не на поклон!

Моргунов пришел в Народный комиссариат просвещения вслед за Татлиным, которого пригласил лично Луначарский. Затем в Отдел ИЗО поступили и другие авангардисты. Вместе они составляли мощную идейную силу. Получив рычаги управления культурой, художники независимо от политики властей могли пропагандировать и утверждать новое искусство.

Моргунов вошел в руководство Школьного подотдела. Этот орган проводил масштабную реформу художественного образования: занимался реорганизацией Академии художеств, московских и провинциальных училищ в Свободные государственные мастерские, введением нового устава, новых дисциплин и преподавателей.

Моргунов стал руководителем (уполномоченным) 1-х Государственных свободных художественных мастерских (ГСХМ), бывшего Строгановского училища, где когда-то учился. Впрочем, административной работе он предпочитал педагогическую деятельность — вел мастерские сразу в 1-х и 2-х ГСХМ.

Еще один проект с участием Моргунова был задуман в начале 1919 года — журнал «Интернационал искусства». Он должен был вести пропаганду нового русского искусства, публиковать воззвания к художникам разных стран с целью ни много ни мало подготовки мировой художественной революции! В редколлегию входили Малевич, Татлин, Хлебников, председателем был Луначарский. Моргунов написал статью «Обращение к художникам мира», выполнил эскиз обложки (для № 2). Его предложения были свежи и оригинальны: например, публиковать тексты на заумном, идеографическом и т. п. языке, написать статью «Разум в искусстве».

Журнал из печати не вышел.

Моргунов смог встроиться в советскую систему: в начале 1920-х он продолжал служить в Наркомпросе, затем в Институте методов школьной работы, читал лекции, много преподавал. Но творчески художник был на распутье. Кубизм, супрематизм уходили в прошлое, ахрровский реализм безнадежно устарел. Найти новые темы и современный язык Моргунову удалось не сразу.

В 1929 году он вступил в Общество московских художников. Руководили ОМХ старые знакомцы: Кончаловский, Лентулов, Машков. В декларации общества говорилось: «Мы требуем от художника величайшей… выразительности формальной стороны его творчества, образующей неразрывное единство с идеологической основой…» На выставке того же года Моргунов показал 15 произведений разных жанров и стилистик. Мощная пластика «Сидящей женщины» соседствовала с легким, эскизным решением «Зрителей», экспрессивная «Демонстрация» — с изысканными «Окнами» и натюрмортами, намекающими на близость к парижской школе. В следующем году Моргунов выполнил триптих «Рабочий», лаконизмом и монументальностью близкий к эстетике ОСТа. Как и остовская молодежь, Моргунов создавал новую живопись, энергичную, содержательную и современную. Такой могла бы быть живопись советской эпохи, если бы ее творцы — как и все жители страны, — оставались свободными людьми.

В 1930-е годы художники СССР совершали множество поездок по стране. Заключив контракт с госучреждениями, «контрактанты» отправлялись в творческие командировки: на «великие стройки», в передовые колхозы и на ударные предприятия, чтобы потом отчитываться «тематическими картинами». Моргунов побывал в Донбассе, Закавказье, Сибири и на Урале, писал плотины, ГЭС и нефтепроводы. Далеко не всегда мастеров увлекало то, что они видели, и картины выходили «не по теме». С Моргуновым этого не произошло. В его работах «гений места» и результаты человеческого труда сплавлены воедино. Широкие реки с хребтами плотин кажутся единым организмом; безлюдные, необжитые города стелются по равнине, не предвещая легкой победы над природой, а Крым и Кавказ по-прежнему чаруют цветовой гаммой, так что промышленные сооружения и новые «здравницы» не нарушают гармонии.

В одну из поездок Моргунов, по воспоминаниям Ивана Клюна, подхватил «злостную лихорадку». 15 февраля 1935 года Алексей Алексеевич Моргунов скончался. Ему было 50 лет.

Персональная выставка, которую в тот же день на экстренном заседании президиума МОССХ было решено открыть в Москве, не состоялась.

В биографии Алексея Моргунова немало событий, известных нам лишь в самых общих чертах. По его собственным словам, он встречался за ужином с Маринетти, но в подробных исследованиях пребывания итальянца в Москве имя Моргунова не фигурирует. Художник участвовал в Первой мировой войне, но об обстоятельствах и сроках его пребывания на фронте никаких сведений нет.

Крайне мало известно о его личной жизни. В мемуарах бегло упоминается жена — танцовщица-«босоножка». Но можно ли идентифицировать ее и А.М. Моргунову, которая в качестве вдовы распоряжалась наследием художника? Дети? Кто они, какова их судьба? Обо всем этом приходится только гадать.

Не меньше вопросов вызывает творчество мастера. Описанный со слов вдовы эпизод, когда в день самоубийства Маяковского 14 апреля 1930 года Моргунов и Лев Кассиль исполнили траурный плакат и выставили на месте «Окон РОСТА», документально подтвердить пока не удалось. Вообще о контактах Моргунова с поэтами почти ничего не известно. А они явно были — неслучайно его пригласили участвовать в издании «Автографы» (1919) вместе с лидерами имажинизма…

Много и конкретных проблем, например, с датировкой произведений. На оборотах многих картин, видимо, рукой вдовы поставлены категорически точные даты, но часто они противоречат очевидным фактам, а потому вызывают сомнения. Да и обстоятельства создания работ не всегда понятны. Как возник, например, огромный портрет Клима Ворошилова на фоне толпы рабочих? Писался ли он на заказ или только в расчете на заказ? Закончен или нет? Понравился ли заказчикам и модели и почему не был принят?

Все это требует самого серьезного исследования. Прекрасный живописец Алексей Моргунов достоин того, чтобы посвятить ему время и силы.