13 фактов об Анне Голубкиной

Анна Голубкина родилась в семье зарайского купца-огородника пятой из семи детей. Когда ей не было и трех лет, семейство лишилось отца. Тогда мать будущей художницы Екатерина Яковлевна взяла на себя управление обширным хозяйством: Голубкины выращивали и продавали капусту, огурцы, морковь и другие овощи, держали постоялый двор. Духовным наставником семьи был дед по отцовской линии Поликарп Сидорович — купец из бывших крепостных крестьян, старовер-начётчик, глубоко разбиравшийся в религиозных текстах. Голубкиных уважали горожане, к ним обращались за помощью и советом, о них говорили: «Люди живут по правде».

Детей с раннего возраста приобщали к семейному делу. Они участвовали в обработке земли для огородов, прополке грядок, подготовке парников, а после работы чаще всего были предоставлены сами себе. Так и росли на природе. Детские наблюдения, полученные за день, дополняли рассказы деда, работников-крестьян и постояльцев. Под влиянием услышанного развивалась впечатлительность Голубкиной: «Каждый кустик, ветла, кочка вызывали образы». Позднее художница вспоминала, что особенно ее завораживала вспаханная земля. Она могла «целыми часами сидеть на борозде и всматриваться в вывороченные комья».

С течением лет впечатления детства перерастали в художественные образы, а образы воплощались в произведениях, среди которых эскиз к «Земле» (1904), ваза «Кочка» (1904), «Кустики» (1908) и другие.

Семья Голубкиных не имела возможности оплатить обучение всем детям. Школьное образование смог получить лишь один из сыновей, Семён Семёнович. Он поступил в зарайское реальное училище и проучился там несколько лет. По учебникам младшего брата осваивала школьную программу и Анна Семёновна, нередко делая домашние задания за Семёна, особенно нелюбимые им сочинения.

Грамоте Голубкина выучилась у соседки, а остальное черпала из книг. Читала она очень много, но, как сама признавала, бессистемно: «Первое место занимали естественная история и духовные книги, потом романы и история (по журнальным статьям). Читала все подряд — и Библию, и Дарвина, историю, сказку. Многого тогда я не понимала: не поймешь, читаешь дальше». Ситуацию исправило новое знакомство. В 1879 году в Зарайск приехал молодой учитель Александр Николаевич Глаголев, в будущем выдающийся математик, педагог, автор многочисленных учебников. Очень скоро семья Глаголевых и 15-летняя Голубкина стали хорошими друзьями, и Александр Николаевич взялся руководить чтением юной Анны.

В течение следующих лет Голубкина решала, в каком направлении ей двигаться дальше: может быть, выучиться на домашнюю учительницу, а может, пойти вслед за старшей сестрой и стать фельдшерицей. Трудно сказать, когда она начала размышлять о профессии в сфере искусства. Однако с раннего возраста Голубкина тянулась к творчеству. Сохранились воспоминания и о том, как она «лепила человечков» из глины, найденной во время прополки грядок, и о ее таланте к рисованию, который не получил должного развития из-за ограниченных средств семьи.

Итогом раздумий стало решение Анны Семёновны о поступлении в Классы изящных искусств А.О. Гунста, всего пару лет назад открывшихся в Москве. В 1889 году она покинула родной Зарайск, чтобы начать свой путь в искусство.

Голубкина прибыла из Зарайска с намерением изучить технику обжига и научиться росписи по фарфору в Классах изящных искусств А.О. Гунста. Это было первое и на тот момент единственное частное художественное учебное заведение в Москве, организованное по образцу европейских школ. Среди прочих здесь преподавали Исаак Левитан, Леонид Пастернак, Сергей Виноградов, Фёдор Шехтель, Илья Машков, Анатолий Гунст, Сергей Волнухин.

Согласно одной из версий, изначально Голубкина попала в класс живописи. Ее первые шаги в обучении казались преподавателям весьма посредственными, и было принято решение перевести ученицу в класс скульптуры. Вскоре Анна Семёновна спросила у Волнухина, может ли она сделать вещь вне школьной программы, и, получив согласие, на следующий же день принесла завернутую в тряпку фигурку молящейся старухи. Скульптура произвела сильное впечатление на Сергея Михайловича и директора училища Гунста. В поощрение таланта Голубкину наградили дорогими красками и освободили от платы за обучение.

В 1891 году Анна Семёновна решила продолжить учебу в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Как вольнослушательница она также поступила в класс живописи. Позднее Голубкина говорила: «Знаете, ведь сначала я хотела быть живописцем, а вот пришлось стать скульптором». Свою «неудачу» Анна Семёновна объясняла просто: не могла рисовать орнамент с гипса, как полагалось по программе, — скучно! Оттого и не выходило ничего хорошего. В скульптурном же классе «свободней было».

Скульптурное отделение предполагало обучение в трех классах, однако и здесь Голубкиной удалось проявить себя: из первого «головного» ее сразу перевели в третий — «натурный». За два года обучения в МУЖВЗ Анна Семёновна сделала первые шаги в формировании авторского стиля. Во многом этому способствовал преподаватель Сергей Иванович Иванов, благодарность к которому Голубкина пронесла через всю жизнь. В мастерской Иванова у учеников всегда была возможность для собственных интерпретаций общих заданий и оставалось пространство для свободы творчества. Одновременно с этим он прививал будущим скульпторам строгие правила, касающиеся обстановки мастерской и организации труда. Про Сергея Ивановича вспоминали современники: «Для него искусство было святыней, на скульптурную мастерскую он смотрел с таким уважением, что в ней не только курить или смеяться нельзя, но даже никакого житейского, не относящегося к искусству разговора не должно было быть». Голубкина переняла его установки.

Когда Анна Семёновна почувствовала, что взяла от училища все, она уехала в Санкт-Петербург и стала вольнослушательницей в мастерской профессора В.А. Беклемишева в пореформенной Императорской Академии художеств. Только здесь скульптор могла получить полное профессиональное образование. Голубкина сразу ощутила резкий контраст между порядками московского и петербургского училищ. Признавая ценность всех тех знаний, которые накопились в стенах академии за десятилетия, Анна Семёновна скоро затосковала. «...Тянется какая-то скучная канитель, да и все, а эта канитель называется наукой. А бывало, в Москве я радовалась, отчаивалась, работала вовсю», — писала она в письме к матери. Не продержавшись и года, Голубкина покинула академию и устремилась покорять другую столицу, на этот раз Париж.

В период с 1895 по 1905 год Анна Голубкина как минимум трижды побывала в Париже и в общей сложности провела там не меньше двух с половиной лет.

Первая поездка далась Анне Семёновне нелегко. По приезде она начала посещать Академию Филиппо Коларосси — частную художественную школу, где наряду с мужчинами у женщин была возможность писать и лепить обнаженную натуру, пользоваться советами опытных педагогов. Скульптор жила на средства, взятые в долг у родных и Московского общества любителей художеств, которых только-только хватало на аренду жилья, оплату обучения и кое-какую еду. Художница Елизавета Кругликова, жившая по соседству с Голубкиной, вспоминала об этом периоде: «Голубкина усиленно работала и плохо питалась. Так, например, из дома с собой она привезла провизию — ветчину (2–3 окорока) и хлеб, очень много курила и пила крепкий чай». Непривычная обстановка, незнание языка, безденежье, недоедание, работа по 12 часов в сутки привели Анну Семёновну к нервному истощению. К началу 1896 года ее состояние потребовало медицинского вмешательства, и в сопровождении Кругликовой Голубкина прибыла в Москву. Сознавая, что ей нужна помощь, Анна Семёновна приняла решение лечь в больницу. Старшая сестра Голубкиной устроила ее в передовую на тот момент психиатрическую клинику С.С. Корсакова, где художница провела 17 дней.

В следующий раз Голубкина, полная сил, вернулась в Париж в 1897 году с целью продолжить занятия. На этот раз она хотела «поискать чего-нибудь получше Коларосси». Парижская знакомая Анны Семёновны устроила для нее личные встречи со скульпторами Марком Антокольским и Огюстом Роденом. И если советы Марка Матвеевича показались Голубкиной «довольно противоречивыми», то задание Родена сразу пробудило в ней творческий интерес. Она писала матери: «Удивительно умный Роден, задал мне очень трудную и полезную вещь, еще никто мне не говорил этого, и я никогда не делала руки, и мне теперь страшно трудно сделать». Занятия Анны Семёновны у Родена были бесплатны и проходили в формате редких встреч, во время которых Голубкина демонстрировала свою работу, а мастер давал советы и новые задания. Со временем однотипные упражнения — лепить руки и ноги — утомили художницу, и она «для отдыха и науки» начала делать статую в натуру. Спустя полгода, в июне 1899, скульптуры «Старость» (1898), «Итальянский мальчик» (1898) и портрет зоолога Эдуарда-Жерара Бальбиани (1898) были выставлены на ежегодном Весеннем салоне в Париже. Об этом событии Голубкина писала сестре уже из Зарайска: «Вот я выставила в Салоне, приняли здорово, из 4 приняли 3 штуки и писали в газетах, не хвалили, но и находили оригинальными». В тот момент она еще не знала, что за свою работу будет награждена медалью III степени французской Академии литературы и искусства.

В 1903 году Анна Голубкина в третий раз поехала в Париж, чтобы обучиться работе по мрамору. После долгих поисков учителя художница обратилась к парижским рабочим-мраморщикам, которые показали ей особенности техники. Своей сестре Голубкина писала: «С тех пор как у меня в мастерской завелись хоть ничтожные кусочки мрамору, все дело приняло совершенно иной вид. Мрамор как царь перед гипсом. Вот увидишь». Поездка оказалась плодотворной, ведь по возвращении в Россию и в течение последующих лет Голубкиной были созданы такие шедевры из мрамора, как «Марья» (1906), «Нина» (портрет Н. Алексеевой, 1907), ваза «Туман» (около 1908), «Старая» (1908), «Пленники» (1909), «Женщина в чепце» (1913), портрет З.Д. Клобуковой (1915), «Дурочка» (1921), «Рыцарь» (1923) и многие другие.

Существует большая вероятность, что осень 1905 года Голубкина также провела в Париже, но сведений об этой поездке крайне мало.

В начале 1896 года Анна Голубкина вернулась в Москву на пике душевного истощения. Атмосфера клиники никак не помогала обрести ей внутренний покой, и вскоре художница уехала домой — в Зарайск. В это время старшая сестра Голубкиной, Александра Семёновна, готовилась к отправлению в Сибирь в составе санитарного отряда для помощи переселенцам. Анна Семёновна решила присоединиться к сестре.

Около года сестры Голубкины провели в Обском переселенческом пункте, расположенном на берегу реки Оби неподалеку от Новониколаевского поселения, ныне Новосибирска. Это была одна из нескольких стационарных точек помощи на пути движения крестьян, стремившихся найти лучшую жизнь в сибирских землях России. Здесь люди могли получить временный кров и питание, медицинскую помощь, информацию. Александра Семёновна работала фельдшерицей в местной больнице, а Анна Семёновна помогала в аптеке. Условия жизни были крайне суровы: непредсказуемая погода, массы людей, грязь, инфекции, скудное пропитание, иногда враждебность. Однако именно в этом месте Голубкиной удалось излечиться и вновь взяться за работу.

Оказавшись дома летом 1897 года, художница создала скульптуру «Железный» (1897) как символ стойкости русского человека, который, несмотря ни на что, хранит искру надежду.

На протяжении многих лет Анна Семёновна принимала живое участие в революционном движении. Еще до отъезда в Москву она вместе с братом распространяла по окрестностям журнал «Посредник», и уже в это время в доме у Голубкиных проходили первые полицейские обыски.

Наиболее энергичная деятельность Голубкиной пришлась на 1900-е годы. После возвращения из Парижа в 1905 году Анна Семёновна не смогла найти постоянную мастерскую в Москве и осталась жить в Зарайске. Здесь она активно занялась общественной деятельностью, так или иначе направленной на поддержку рабочих: помогала в организации детского сада для детей городской бедноты, участвовала в обустройстве Народного театра и в подготовке спектаклей для него, планировала просветительские лекции, поддерживала забастовщиков, в том числе содействовала уволенным с обувной фабрики рабочим в создании артели.

Зарайский дом Голубкиных стал пристанищем и для местной прогрессивной молодежи, и для опытных революционеров, и для скрывающихся от полиции рабочих. Анна Семёновна регулярно посещала конспиративную квартиру в Москве, откуда вывозила в Зарайск нелегальную литературу, а затем, привлекая крестьян, солдат, рабочих, распространяла ее по городу и близлежащим поселениям. В 1905 году по заказу Московского комитета РСДРП Голубкина создала первый в России скульптурный портрет Карла Маркса.

Все эти поступки не могли уйти от внимания полиции. За Анной Семёновной и домом Голубкиных был установлен строгий надзор. В марте 1907 года художницу арестовали. В результате обыска в доме обнаружили более 80 видов антиправительственных листовок и брошюр, а также сожженную в печи бумагу с типографским шрифтом. Несколько дней Голубкина провела под стражей, отказываясь от любой пищи, что привело к резкому ухудшению физического и душевного состояния. Именно это стало основанием для освобождения художницы под залог в 300 рублей. Но судебное разбирательство на этом не закончилось. Спустя полгода Голубкиной был объявлен приговор: заключение в крепость на один год.

Не надеясь на удачное разрешение дела, Анна Семёновна написала проникновенное письмо-благодарность своему учителю — Огюсту Родену: «Осенью меня будут судить вновь, и я боюсь, что Вы никогда не узнаете, как я Вас почитаю и уважаю. <...> До Вас все профессора, за исключением одного из старейших, — московского скульптора Иванова, говорили мне, что я на ложном пути, что нельзя работать так, как я. Их „проклятия“ мучили меня, но не могли меня переделать, потому что я им не верила. <...> Вы не можете себе представить, какова была моя радость, когда Вы, лучший из художников, сказали мне то, что я сама уже чувствовала, и дали мне возможность быть свободной. <...> Пока я жива, я всегда буду благоговеть перед Вами, как перед великим художником и человеком, давшим мне возможность жить».

Несмотря на опасения художницы, близкие Голубкиной сделали все, чтобы в июле 1908 года суд постановил прекратить преследование в связи с состоянием здоровья Анны Семёновны.

При этом последствия процесса сразу дали о себе знать. Той же осенью скульптор попыталась устроиться в Московское училище, живописи, ваяния и зодчества в качестве вольной посетительницы, чтобы вспомнить все навыки и «поскорее опять почувствовать свою силу». За Голубкину ходатайствовал Валентин Серов, преподававший в тот момент в МУЖВЗ, но в прошении было отказано ввиду «неблагонадежности» художницы. Формулировка отказа — ходатайство было «признано не заслуживающим уважения» — глубоко возмутила Серова, и он решил сложить с себя обязанности преподавателя: «Анна С[еменовна] Голубкина одна из н а с т о я щ и х скульпторов в России — их немного у нас, и просьба ее уважения заслуживает».

Весной 1909 года Анна Голубкина приняла приглашение своей подруги Александры Хотяинцевой навестить ее в Мисхоре. Неожиданно для себя она обрела здесь силы и вдохновение. В письме к Нине Симонович-Ефимовой она писала: «Знаете, почему я Вам долго не отвечала, я в Крыму была и тоже видела различные чудеса. Описывать не берусь, а рассказывать могу без конца». Покоренная местной природой, из поездки Анна Семёновна привезла домой полпуда красивых камешков с пляжа для ребят со своей улицы, банку с крабом (разбившуюся по пути) и целый гербарий диковинных южных растений.

В следующем, 1910 году Голубкина приехала в Крым ранней весной. Природа еще только-только пробуждалась от зимнего сна, и Хотяинцева посоветовала Анне Семёновне зарисовывать один за другим зацветающие растения. Художница не сразу прониклась идеей, однако вскоре взялась за работу и увлеклась. Вернувшись из поездки, она продолжила рисовать местные травы и цветы. Так родился акварельный гербарий Анны Голубкиной — масштабная графическая серия с изображениями растений Крыма и средней полосы России. До наших дней сохранилось около 250 листов гербария с изображениями более чем 400 видов растений. Это уникальная серия, по масштабу сравнимая лишь со специализированными ботаническими сборниками.

Только одно упоминание в переписке Марии Чеховой и Ольги Книппер-Чеховой дает понять, что Голубкина гостила у Хотяинцевой и в 1911 году. Немногим больше сведений сохранилось о поездке 1913 года, целью которой была установка заказного памятника на могиле писательницы Елены Радаковой.

«Лицо крымской земли» глубоко запечатлелось в душе Анны Семёновны. Когда ей наконец удалось снять мастерскую в Большом Лёвшинском переулке, где она прожила всю оставшуюся жизнь, свой балкон Голубкина называла «мой Мисхор». В летнее время скульптор выставляла туда многочисленные цветы, и через распахнутую дверь гости Анны Семёновны могли наслаждаться красками цветников и свежей зеленью распростертого под балкончиком сада.

В мае 1910 года Анна Голубкина сняла мастерскую в типичном московском особняке XIX века, расположившемся в Большом Лёвшинском переулке неподалеку от Арбата. В распоряжении Голубкиной оказались две мастерские и две небольшие жилые комнаты. Одну из мастерских художница изначально приспособила под себя и свою работу. Современники вспоминали о ней: «В смысле житейском мастерская построена крайне непрактично, но по качеству света, обширности это то, что ценила Анна Семеновна и что заставляло ее лишить себя многого».

Вторую мастерскую в разные времена художница или сдавала в аренду (например, в начале 1910-х годов здесь некоторое время работал ее друг скульптор Иван Ефимов), или приспосабливала для занятий с учениками. Личные вещи Анна Семёновна разместила в маленькой комнатке, которую однажды поэт Вячеслав Иванов назвал «кельей схимника». Всей обстановки в ней было — кушетка, рабочий стол, пара стульев и перевернутый ящик, за которым можно было пить чай из самовара. Общее аскетичное убранство помещений, упоминаемое многочисленными визитерами Голубкиной, разбавляли аквариум с рыбками, фиалки в глиняных горшках, кадки с полевыми травами и, конечно, скульптура.

О строгом отношении Анны Семёновны к своему делу знали все, кто окружал ее. Никто не мог позволить себе помешать художнице, даже ее старшая сестра, самый близкий человек, увидев надпись на двери «Не мешайте, пока светло для работы», не заходила в мастерскую. Зато по вечерам Голубкина с удовольствием принимала здесь гостей и со словами «Ну, сказывайте» ставила самовар и доставала угощения.

Нередко в жизни Анна Семёновны происходили казусы, о которых быстро разлетались слухи по всей Москве. Как писала Нина Симонович-Ефимова, близкая подруга Голубкиной: «Столкновения великих людей с жизнью часто анекдотичны. <...> Надо только не смеяться ему — анекдоту, а подумать, почему он получился». 



Так, однажды скульптор пригласила Максима Горького позировать для портрета, но тот опоздал на сеанс и зашел в мастерскую со словами: «Я пришёл». — «А вы от меня ушли», — решительно ответила ему Анна Семёновна, имея в виду образ, сложившийся в ее голове, и не стала лепить именитого писателя. В другой раз Голубкина влетела к друзьям, объявив: «Я сейчас Шаляпина из мастерской выгнала!» Художница, защищавшая идеалы революции, отказала Шаляпину из-за случая в театре: во время оперы «Борис Годунов» хор неожиданно для артиста запел гимн «Боже, царя храни», все исполнители встали на колени, и Шаляпину пришлось присоединиться к ним, чего Голубкина не могла принять. Подобные ситуации происходили и с близкими друзьями, например с семьей Ефимовых, одно время живших по соседству с Анной Семёновной. «Мы были знакомством слишком шумным, слишком заполняющим», — вспоминала Нина Яковлевна. В один день Голубкина сказала соседям: «Давайте не будем знакомы», и на время прекратила с ними какое-либо общение. К счастью, отношения между друзьями скоро восстановились. 

Творческая биография Анны Голубкиной насчитывает более чем 55 прижизненных выставок: произведения художницы экспонировались в Москве, Санкт-Петербурге, Париже, Риме, Мальмё, Нью-Йорке... Однако настоящим звездным часом Голубкиной стала выставка в «Пользу раненых» в Музее изящных искусств имени императора Александра III (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина). Выставка открылась в декабре 1914-го, в год 50-летнего юбилея Анны Семёновны, и объединила 147 произведений скульптора, выполненных в разных стилях, жанрах, материалах. Она стала первой и единственной персональной выставкой художницы, а кроме того, первой персональной скульптурной выставкой в России.

Упоминания об устройстве выставки встречаются в переписке Голубкиной с конца 1913 года. В это время художница опасалась, что может лишиться своей мастерской из-за возможной продажи дома владельцами и ей придется укрыть вещи «в ящиках» на неизвестное время. Она писала Александре Хотяинцевой: «Показав свои работы, я буду свободна от страха, что они погибнут никому не ведомые». А с началом Первой мировой войны, когда проведение выставки подтвердилось, появилась еще одна, более благородная цель — сбор средств в пользу раненых.

Большую работу по организации выставки взяла на себя хорошая знакомая Голубкиной — галеристка Клавдия Михайлова. Активно содействовал этому Александр Назаревский, искусствовед, ученый секретарь и хранитель Музея изящных искусств, чей портрет скульптор сделала еще в 1911 году. Тем не менее решение многих вопросов оставалось на Анне Семёновне. Современники вспоминали, как художница готовила экспозицию в обычной для себя манере: она сама переставляла тяжёлые скульптуры, составляя из них такие композиции, в которых работы бы «заговорили». В то же время Голубкина позаботилась и о практической стороне дела: кроме каталога, к выставке она подготовила для продажи почтовые карточки и фототипии с изображением своих произведений. Вероятно, идею она почерпнула еще во Франции, поскольку в России такая практика не была распространена.

За три месяца работы выставку посетило не меньше двенадцати тысяч человек, а чистый доход от продажи входных билетов, каталогов, открыток, фототипий и слепков составил и чуть больше пяти тысяч рублей. Из них четыре тысячи Анна Семёновна пожертвовала в Соединенный комитет московских купеческого и биржевого обществ на покрытие расходов по содержанию мастерской для обучения ремеслам увечных воинов, а тысячу — в лазарет при Музее изящных искусств. Чтобы понять, какой вклад внесла Голубкина, можно упомянуть месячную зарплату среднего чиновника на 1913 год, она составляла 60–70 рублей.

Наряду с творчеством в жизни Голубкиной в течение почти 20 лет присутствовало преподавание. Нередко это был единственный способ обеспечивать себя и свое дело, ведь создание скульптуры требовало значительных трат.

Впервые в качестве преподавателя Анна Семёновна выступила в 1901 году. После второго возвращения из Парижа она выполнила крупный заказ — барельеф «Волна» для портала Московского Художественного театра, но почти весь гонорар был потрачен на уплату долгов, связанных с поездкой. Тогда Голубкина предложила художнику Николаю Ульянову, хорошо знакомому ей по МУЖВЗ, организовать вместе классы живописи и скульптуры. Вскоре открылась школа. От учеников Анна Семёновна требовала такого же отношения к мастерской, к искусству, как когда-то от нее требовал Сергей Иванов. Не все могли это принять. Художница Любовь Губина, подруга Голубкиной, вспоминала: «Между учениками были и серьезные занимающиеся, были и такие, которые ходили в школу только время убить и нарушали рабочий тон школы. Голубкиной тяжело было выносить такую атмосферу, и она не выдержала, все бросила и опять уехала в Зарайск». Дело кончилось ссорой с Ульяновым и прекращением совместной работы.

По той же причине всего после нескольких занятий Голубкина прекратила бывать в частной школе Елизаветы Званцевой — публика казалась ей не настроенной на серьезную работу.

Итогом многолетней преподавательской деятельности стала книга «Несколько слов о ремесле скульптора», написанная и изданная в 1923 году. Посвятив эти записки «своим ученицам и ученикам», Голубкина сформулировала здесь «простую грамоту ремесла и порядок работы» для начинающих скульпторов: от выбора глины до формовки. Книга стала одним из первых русскоязычных пособий по созданию скульптуры и не единожды переиздавалась в XX и XXI веках.

Анне Голубкиной, как всякому истинному художнику, было свойственно творческое любопытство. За почти сорок лет в искусстве она в совершенстве овладела техникой работы с глиной, деревом, мрамором, экспериментировала с камнем, цементом и стеклом; умело сочетала и по-своему интерпретировала всевозможные художественные стили; создавала скульптуру разных видов и жанров. Каждому периоду жизни художницы соответствовало свое «исследование». На рубеже 1920-х годов таким исследованием стало искусство вырезания камей.

Сложно переоценить тягость тех лет: катастрофическая инфляция, отсутствие заказов, слабое здоровье, нехватка топлива, без которого было невозможно трудиться в промерзшей мастерской. В таких обстоятельствах работа с камеями была наиболее оптимальной, к тому же опыт у Голубкиной уже был — она резала камеи еще в начале 1910-х годов. Однако резка вручную значительно ограничивала художественные возможности, и скульптор обратилась к Софье Бобровой, преподавателю косторезной мастерской ВХУТЕМАСа, чтобы та научила ее технике работы с бормашиной.

Освоив азы, Голубкина начала резать камеи дома. Добывать материал ей помогали ученики: они «рыскали по рынкам, по антикварным магазинам, по знакомым, отыскивая всюду и биллиардные шары, и раковины, из материала которых рождались художественные камеи», вспоминал близкий друг скульптора В.В. Трофимов. Очень скоро камеи начали обретать своих поклонников и расходиться по рукам — когда за деньги, а когда безвозмездно, в подарок. Цена их была невелика: на первые вырученные деньги от продажи камей Анна Семёновна «купила на рынке семь картофельных котлет и сразу съела их все, так она изголодалась за последнее время».

Сегодня известно около 50 камей, выполненных Анной Голубкиной. Их тематика разнообразна: мотивы, восходящие к евангельской иконографии, сказочные и бытовые сюжеты, портреты, анималистические композиции и даже пейзажи. А длина самой маленькой камеи — «Сеятель» — не достигает даже двух сантиметров.

За 1923–1927 годы Анна Голубкина создала более 20 произведений, среди которых такие шедевры, как «Рыцарь» (1923), «Дурочка» (1924), барельеф «Материнство» (1925), «Укротитель» (1926). По заказу московского музея Л.Н. Толстого она выполнила портреты Владимира Григорьевича Черткова в дереве (1926) и Льва Николаевича в гипсе (1927), не успев окончательно перевести его в материал.

Тогда же Голубкина приступила к работе над скульптурой, образ которой вынашивала больше четверти века, — «Берёзкой». «Мне вот чего хочется, — говорила она о своем замысле. — Девушка эта, как молодая березка, всеми своими весенними листочками под ветром шелестит, трепещет...» От изображения «Молящейся старухи» в самом начале творческого пути Анна Семёновна пришла к наполненному витальной энергии образу цветущей юности. Для создания этого произведения Голубкина «пытливо искала натуру» и провела большую подготовительную работу: до сегодняшнего дня сохранились один эскизный набросок и семь скульптурных этюдов, а многие другие варианты были разбиты художницей еще при жизни. Когда желаемый результат был достигнут, она приступила к переводу работы в дерево, но замыслу не суждено было претвориться в жизнь. В конце лета 1927 года Анна Семёновна с радостным предвкушением готовила мастерскую к выставке. Вопреки указаниям врачей, она начала двигать тяжелую скульптуру. Физическое перенапряжение привело к обострению старой болезни. Голубкина уехала в Зарайск подлечиться на пару дней и уже не вернулась.