Роберт Фальк — художник, который прошел огромный творческий путь, ему было близко и классическое искусство, и модернизм, и авангард. Фальк происходил из традиционной еврейской семьи. Родители желали сыну всего наилучшего и потому хотели, чтобы он стал, например, врачом. Но мальчик был упрямый — твердо решил заниматься искусством. В конце концов упрямство победило — Фальк поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Он учился у Серова, Коровина, посещал частную студию Машкова.
Кубист? Примитивист? Фальк в начале пути
Каким был художник Роберт Фальк в годы учебы? Какой живописный язык использовал? Лучше всего на эти и другие вопросы ответят его работы. Например, «Лиза на солнце» 1910 года — это импрессионизм и даже некоторый дивизионизм (другое название — пуантилизм). Импрессионизм оказал огромное влияние на многих отечественных художников. А еще «Лиза» написана абсолютно в сезанновской манере. Но это Сезанн, пропущенный через умелые русские руки.
Роберта Фалька нередко обвиняли в том, что он совершенно несамостоятельный, «типичный сезаннист». Критик и художник Грищенко просто и вовсе говорил, что «все живое содержание вытряхнуто из Сезанна, осталась только мертвая схема». Но если всмотреться в работы Фалька, становится очевидно: здесь есть и сезаннизм, и импрессионизм, и постимпрессионизм — тут и Ван Гог, и Гоген намешаны. И все это в реалиях Подмосковья.
Или «Натюрморт со жбаном» — здесь уже кубистские мотивы. У Фалька очевидно желание большей ракурсности, иной живописной энергии, он резче выявляет объемы, динамику, ломает форму. Этот подход довольно далеко отстоит от Сезанна, у которого все довольно «академично», плановость не нарушена.
В 1910-е художник находился и под влиянием примитивизма, он был среди участников «Бубнового валета». Примитивистские мотивы хорошо прослеживаются в «Семейном портрете». Да, Фальк «тихий» бубнововалетовец, у него нет этой площадности, сочности, громкости, но его творчество вполне в русле объединения — стоит взглянуть на «Даму в красном костюме», чтобы в этом убедиться. Модель вроде бы обездвижена, но внутренняя энергии разрывает, разламывает форму, путает анатомию. И это создает необычайные контрасты и совсем не похоже на Сезанна.
Очень интересны рифмы, которые подбирал Фальк. Так, в «Девушке в клетчатой кофте» рядом с героиней стоит бутылка, очертаниями напоминающая саму девушку. Это, конечно же, не совпадение, а один из способов формального познания натуры. Художник сравнивает живую и неживую природу, форму естественную и искусственную. Как ты пишешь бутылку и ее «плечики»? А плечики девушки? Должны ли принципиально меняться технические моменты, режим письма, живописные единицы или можно существовать как художник в цельном ритме последовательного действия, когда для тебя все едино? Быть может, как писал Мандельштам, «из одного куска и дуба сердцевина, и весла рыбака»?..
В «Пейзаже с парусом» 1913 года уже больше самого Фалька. Кубизма становится меньше, художник его усмиряет, поскольку цельная форма важнее. Здесь можно прочесть верх, низ, земной округлый бок, напряжение это земное. Люди выглядят как народные игрушки — такие грубоватые, словно вытесанные топором.
В поисках своего языка
В 1920-е Роберт Фальк отказывается от наследия «Бубнового валета». Ему больше не интересны эксперименты с районированием Сезанна на русской почве, ему уже не так интересен кубизм, он приходит к чему-то своему. Пример тому — «Красная мебель». У изображенных предметов огромный поэтический заряд. Интересно, как художник сосредотачивается на поэтике и энергии цвета — он делает это совершенно не так, как бубнововалетовцы. Нет интереса к фактуре вещи, но есть к фактуре живописи. Фальк отказался от цветного штриха (этот прием можно увидеть в «Белой скатерти»). Художник идет к чему-то своему — интуитивно, на ощупь, буквально рассуждая с кистью в руках. В нарушение законов физики прописаны блики — они не могут лечь так, как у Фалька. Возможно, тут сказывается нелюбовь художника к зеркалам и отражениям вообще. Все, что дает свет отраженный и столь мило сердцу импрессиониста — дрожание воздуха, преломление цвета, развеществление предмета, — неинтересно Фальку. Ему предмет стал интересен как форма, он сам об этом говорил: «Форма есть остывшее цветовое ядро». Это тектоническое мышление.
Парижские годы
В 1920-е Роберт Фальк преподавал во ВХУТЕМАСе/ВХУТЕИНе, у него прошла выставка в Третьяковской галерее — осталось сделать несколько шагов, чтобы стать крепким «официальным» художником. Но Фальк их не делает. Казалось бы, он мог, как и все бубнововалетовцы, «прийти к классике», писать «советские хлеба», однако заказы художнику даются не слишком хорошо. И вот в 1928 году он уезжает из Советского Союза и до 1937 года живет и работает во Франции.
Это время стало переломным для Фалька — творческий и личностный кризис, переосмысление себя как живописца. Написанный в 1924-м «Автопортрет в желтом» хорошо передает ощущение рубежности. Здесь все построено на противоречиях: композиционно картина близка «Автопортрету с кистями Тропинина». Но при этом Фальк одет в желтую кофту — эдакий привет «той самой» желтой кофте бунтаря Маяковского. А взгляд не бунтаря, а мудреца. Или «случайный» кувшин в верхнем правом углу холста? Зачем он там? И почему стоит на краю (кажется, вот-вот упадет)? Это опять история о подобных формах. Это некий двойник художника. Двойник из мира мертвой натуры, формой напоминающий Фалька. Кисти рифмуются то ли с носиком, то ли с ручкой кувшина. Художник пишет живую и неживую натуру одним приемом, превращая работу живописца в равномерное наблюдение и воспроизведение натуры. Во всем должна быть равновесность.
А что же Париж? Практически никаких социальных обязательств, свобода, легкость — все то, о чем вроде бы мечталось. Но Фальк с трудом отыскивает мастерскую, экономит деньги. Он свободен, но мало кому известен. Опять полуголодное студенческое существование. А ведь Фальку на этот момент 42 года. Зрелый мужчина. А он начинает с нуля. Художник активно пишет, но писать ему сложно, поскольку глаз никак не может, как выражался сам Роберт Рафаилович, «подстроиться» к окружающей действительности. Он пытается приучить и воспитать свой глаз, научиться жить и работать в новой атмосфере. Постепенно художнику это удается, что хорошо видно в «Трех деревьях», написанных в 1936-м. В «парижских» работах он нередко отдает цвету приоритет до такой степени, что рисунок становится не важен. Он тщательно разрабатывает сближенных по тону цветов… Он делает из цвета сюжет.
Живописный язык Фалька в парижский период очень эклектичен. Он то экспериментирует в духе «Бубнового валета», то обращается к Сезанну, то сближается с модернистами. Это, возможно, происходило оттого, что сам художник был в себе не уверен, причем настолько, что даже уничтожил некоторые свои работы того времени. Но вот что важно: для Роберта Рафаиловича все важнее становится внутренняя наполненность героев его работ, он все больше погружается в «трудную» живопись, а еще его по-прежнему занимает тема «двойничества» одушевленных и неодушевленных объектов.
Все важнее становится сама живопись, все скромнее делается форма. Это очень хорошо видно в «Автопортрете в серой шляпе». В этой работе невероятная смесь желтых, охристых, синих, лимонных оттенков. На общем плане она смотрится неким сложным коричневато-серым цветом, при приближении видно, что это огромное количество непромешанных цветов. И такая полифония цвета очень важна для Фалька: качество фактуры — одна из сторон его поэтики. Потому что фактура — это эхо цвета, и фактура для Роберта Рафаиловича многослойна. Он накладывает один цвет на другой, один цвет просверкивает, вылезает из-под другого, и такие драгоценные камешки получаются. Художник подбирает предметы не по сюжету, а по цвету, по их гармонизации друг с другом — это очень хорошо видно в «Сицилийской кукурузе».
В Париже Роберт Фальк работал и на заказ. В одном из писем художник замечает:
Я научился наконец говорить комплименты женщинам.
Имеются в виду живописные комплименты — он научился писать так, чтобы это было востребовано. Фальк доволен, поскольку это тоже свидетельство мастерства. Кроме того, художник работал в кино — среди прочего создал эскизы костюмов и оформил декорации к фильму «Тарас Бульба» Алексея Грановского.
Фальк и Сезанн
Отношения Фалька и Сезанна — очень важный момент. Роберт Рафаилович, конечно, чувствовал в себе сезанновское наследие. Он даже поехал в Прованс, чтобы писать в тех же местах, что и Сезанн.
Роберт Рафаилович разрабатывает сезанновские сюжеты, но совершенно в иной манере. Например, «Дорогой Сезанна» содержит экспрессионистские мотивы, а «Гора Сент-Виктуар» близка к импрессионизму. Если Сезанн спокоен, то Фальк напряжен, как струна. И конечно же, одержимость Роберта Рафаиловича цветом, фактурой… Опять непромешанные цвета — цвет смешивается прямо на кисти художника, это готовый мазок. Так, в «Бретонке (жене рыбака)» белый цвет собран из множества других цветов: перламутровых оттенков, оттенков грязного снега, розовых, красных, голубых…
Все интереснее Фальку портреты. Постепенно он убирает все лишнее, все детали фона. Только контур и человек — как в портрете Льва Шестова. Смиряется экспрессия, все становится достаточно сдержанным, и гамма в такую несколько земляную более сторону уходит.
Возвращение в Россию
В 1937 году Роберт Фальк вернулся в Россию. Этому предшествовало знакомство с летчиком, героем Советского Союза Андреем Юмашевым. Вернуться в 1937-м, в расцвет лагерей — спорный шаг. Но Фальк совершенно оторван от политики, от всего, он очень непрактичный человек. Возможно, это его и спасло, ну и покровительство Юмашева сыграло роль.
Жить Фальку негде, потому что в прежней мастерской живет Раиса Идельсон, его третья жена, вместе с сестрой. Но со временем художник получает мастерскую в Саймоновском проезде — в доме, где находились мастерские других бубнововалетцев — Василия Рождественского и Александра Куприна.
В войну Фальк оказался в эвакуации в Башкирии, в Ташкенте — преподавал, писал (в основном гуашью). Затем вернулся в Москву.
Послевоенные годы — это годы культа личности Сталина. Как в таких условиях существовать абсолютно аполитичному художнику? Но Фальк существует, он живет по своим законам, остается очень французским, нездешним живописцем. Например, его пейзаж «Вид с Кремлем» — абсолютно французская работа. Это абсолютно парижское состояние — серое марево живописное разлитое по миру. Никакой социальной, политической обстановки здесь не наблюдается. Фальк — чистейшей крови живописец. Вот фрагмент этой работы. Как можно сказать, что это работа 1940-х годов? Художник абсолютно выпал из времени, живет в своем собственном мире. Он осознанно не включался во внешний мир, избегал этого. Насколько мощный «фильтр» должен быть, чтобы смотреть на глухую Москву уже конца 1940-х — начала 1950-х, тяжелейшее время, время подозрительности, всеобщей слежки, новых репрессий, и вытягивать из этой обстановки живописные эффекты!.. Внешний мир тем временем точно так же «исключает» Фалька. Заказов почти нет, работы не покупают… Художник живет очень скромно.
Зрелый Фальк
К 1950-м Роберт Рафаилович «усмиряет» мазок, фактуру. Это хорошо заметно в «Фикусе на окне» и других поздних работах. Ушла экспрессия, на смену ей пришло во многом сезанновское размышление с кистью в руках. Последовательные, неторопливые, вдумчивые мазки. Нет того бешеного перетекания цветовой энергии, которая была в поздних парижских работах. И вновь фон пишется с не меньшим энтузиазмом, интенсивностью и с не меньшими затратами живописными по времени, по усилиям, чем персонажи. Все сравнимо. Все становится порождением единой живописной стихии.
Знаменитая «Картошка» — формальное рассуждение, вот полусфера, вот куб — это взаимодействие форм геометрических и органических. Поэзия в том, что внутри — раскаленное содержание этих плодов земли, картошка эта прогретая, как уголья в камине, она буквально горит.
Портрет «В белой шали» конца 1940-х — прекрасный показатель работы Фалька в последние годы. Он писал этот портрет около двухсот сеансов — все длил эту живописную мелодию и не мог остановиться. Кстати, Роберт Рафаилович всегда беседовал со своими моделями.
Проводник авангарда
В последние годы жизни Фалька к нему приходили будущие художники-нонконформисты, представители богемы — Илья Кабаков, Эрик Булатов, Илья Эренбург, Святослав Рихтер. Роберт Рафаилович был связующим звеном между поколениями. Он одним из первых начал проводить квартирные выставки.
Фальк повлиял на многих художников. Так, Кабаков в юности хотел стать таким же, как Роберт Рафаилович. Было множество учеников — и в 1920-е, и в 1950-е, — но «громким» Фальк никогда не был. Но при этом стоит вспомнить, какую реакцию вызвала его «Обнаженная», показанная в 1962 году в Манеже. Известная история — Хрущев, увидев «Обнаженную», возмутился: мол, что это за художники, которые так рисуют женщин. То есть работа начала 1920-х, стала главной бомбой выставки 1960-х, по мнению Хрущева, главным раздражителем. Вскоре в журнале «Коммунист» вышла статья, где осуждалась живопись в духе Фалька. И вот так художник произвел смычку с нонконформистами, совершенно не желая того.
Последний автопортрет Фалька — «Автопортрет в красной феске» 1957 года. Художник написал его в сдержанной гамме. И здесь изображен совершенно погасший человек без надежд — поздняя вещь, угасающая, но одновременно мудрая. Это портрет человека, осознающего свой уход и осознающего, как много он сделал. Но при этом Фальк считал, что на старости лет «только-только начинаю приближаться к тем принципам, которые видел в Сезанне». А в 1958 году Роберт Рафаилович умер.
Открытие Фалька
Вдова художник — Ангелина Васильевна Щекин-Кротова — бережно хранила его наследие, вплоть до 1970-х проводила регулярные показы в мастерской, издавала его письма, помогала пристраивать работы в музеи… Пожалуй, она — лучшая из вдов, которую можно пожелать художнику. Благодаря ей Фальк приобрел известность, популярность и, если говорить современным языком, гигантский индекс цитирования.
В 1974 году первый исследователь творчества художника Дмитрий Сарабьянов выпустил монографию «Роберт Фальк», она была издана в Дрездене, на русский язык не переводилась. Это было первое издание, посвященное Фальку. Позднее вышла монография Татьяны Левиной — первая русскоязычная работа о художнике. Есть каталог-резоне; есть приложение к каталогу-резоне «Роберт Фальк. Дополнения к каталогу-резоне», увидевшее свет благодаря Юлии Диденко; моя книга «Роберт Фальк. Счастье живописца». После смерти художника исследователи наконец открыли его творческий метод, особый живописный язык.
И все-таки я уверен: Роберт Фальк прожил счастливую жизнь, и это видно в его работах. Разносторонний и очень яркий художник с необычайной судьбой, верный своим принципам, — таким был Роберт Рафаилович Фальк.
В оформлении обложки использована картина Роберта Фалька «Бухта в Балаклаве» (1927) © Государственная Третьяковская галерея