Выставка открывается картиной «Царевна-Лебедь». Почему?
Это был непростой выбор. Изначально у нас было три претендента на титульную вещь: «Демон поверженный», «Гадалка» и «Царевна-Лебедь». И у каждого из них свои плюсы и минусы. «Демон поверженный» идеально задавал бы основную тему, но его изъятие из зала Демонов было бы невосполнимой потерей для выставки. «Гадалка» раскрывала бы тему рока, судьбы — на ней изображена карта пик, предвещающая художнику смерть, но получилось бы слишком биографично.
В итоге мы выбрали «Царевну-Лебедь», потому что это самое известное и любимое произведение Врубеля, в котором сходятся все линии его творчества. К тому же «Царевна-Лебедь» выражает и главную идею выставки — идею трансформации. Мы представляем творчество Врубеля как цепь трансформаций нескольких мотивов. Идея трансформации заключена и в самой картине — лебедь изображена в состоянии превращения в царевну. Но затем Врубель разворачивает эту трансформацию в обратную сторону — в картине «Лебедь» 1901 года царевна снова превращается в лебедя. Со всех точек зрения «Царевна-Лебедь» — лучший эпиграф к выставке.
Не могли бы вы рассказать подробнее об идее трансформации?
У Врубеля ни один мотив не возникает ниоткуда и не исчезает бесследно — память о нем обязательно проявится либо сразу, либо через несколько лет. Пластическая идея не исчерпывается в одном произведении, она имеет продолжение. Мышление Врубеля сюитно. Больше всего это похоже на музыкальные лейтмотивы, которые в творчестве художника перекрещиваются, взаимодействуют, обогащают друг друга. И визуализация этой системы лейтмотивов была главной задачей выставки.
Самый яркий пример трансформации — ангелы и демоны. Это один мотив, возникший в Киеве случайно, как часто происходило у Врубеля. Он должен был написать трех архангелов рядом с византийским мозаичным ангелом, имитируя мозаику в куполе собора Святой Софии. И он это сделал. Он овладел техникой мозаики, которая стала составной частью его пластической системы. Отсюда идет мозаичная кладка мазков, вся кристаллообразность его живописи. В дальнейшем этот ангел обретает очень странные воплощения, конечная точка которых — шестикрылый Серафим, он закольцовывает творчество Врубеля. И это воспоминание о киевских архангелах.
Или возьмем мотив морских царевен. Сначала Врубель изобразил морскую царевну Волхову, чью роль исполнила жена художника Надежда Забела в опере «Садко». Дальше он разыгрывает тему Садко в майоликовом блюде. И затем это блюдо, как фантом, появляется в знаменитой «Жемчужине» 1904 года. Врубель пишет, что в «Жемчужине» фигуры царевен будто бы появились сами собой, но на самом деле они возникли из его предыдущей работы.
Удивительная работа подсознания…
Это свойство его мышления. Я ни с чем подобным не сталкивалась ни у одного другого художника. Есть предположение, что у Врубеля эта особенность мышления появилась как некое отклонение, которое называется эйдетизм, когда мыслимые образы отпечатываются на сетчатке глаза, как и реально видимые. И он вспоминает об этом.
Мы с Аркадием Ипполитовым долго спорили, есть ли какой-то источник у врубелевской «Венеции», искали в западном искусстве прототипы. И уже когда картины были повешены, Аркадий понял, что это парафраз картины Карла Брюллова «Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, удаляющейся с бала с приемной дочерью Амацилией Пачини», написанной в 1842 году. Тот же поворот фигуры, та же невероятной красоты рука. Как это получалось у Врубеля? Мы не знаем.
Как архитектура, созданная Сергеем Чобаном, раскрывает идею выставки?
Одним из условий этой выставки была работа с архитектором с самого начала. Нужно было визуализировать невозможное, как мне казалось, — найти вертикали. Не горизонтали, не хронологию Врубеля, а протянутые сквозь время нити.
Сначала появилась идея, что три главных Демона должны встретиться в одном зале. Ведь демониана — это произведение длиною и ценою в жизнь. Но трех Демонов точно нельзя было вешать близко — они бы погибли. Между ними должны быть цезуры, просветы, о которых все время писал сам Врубель. Когда мы решили главный зал, где Демоны взаимодействуют и отталкиваются, стало возможно оценить своеобразие каждого и единство всего цикла. Это был ключевой момент, к которому мы шли очень долго.
Сергей Чобан
Зал Демонов открывается в три других зала. Во-первых, в зал киевского периода, напоминая о том, что образ Демона был воплощен Врубелем еще до появления художника в Москве. И хотя от ранних вариантов Демона ничего, кроме очень подробных и вдохновенных воспоминаний, не сохранилось, «эпистолярный Демон» — важная часть истории врубелевского Демона. Именно потому, что образ Демона уже был готов в его голове, Врубель, приехав в Москву, невероятно быстро создает свой шедевр «Демон сидящий».
Еще один прорыв из зала Демонов — к так называемым комментариям. Это эскизы к различным состояниям Демона: к сидящему, летящему и поверженному. А также иллюстрации к «Демону» Лермонтова, где Врубель проводит своего героя земными путями. Такие сквозные мотивы мы попытались организовать в экспозиции.
А как возникли деконструктивистские окна-вырубки в стенах?
Они были придуманы Сергеем Чобаном, бесконечно влюбленным во Врубеля человеком. Эти удивительные просветы созданы по форме мазков Врубеля, которые Чобан взял из акварели «Кампанулы». И в кураторской, и в архитекторской мысли на выставке нет ничего надуманного. Все, что здесь есть — свет, сочетание цветов, соотношение произведений, — извлечено из Врубеля.
Нам очень важно было создать прорыв из зала Демонов к «Сирени» — третий пространственный портал. Современники писали, что именно в своих сиренях Врубель нашел цвета «Демона поверженного». Ранняя «Сирень» (1900) написана берлинской лазурью, той же, что и небо у последнего демона. Лиловый сумрак ночи, сочетание лилового и синего, художник нашел именно в «Сирени».
В «Сирени» 1901 года мы видим фигуру, похожую на Демона. Василий Розанов писал, что каждый год Врубель «дает на выставке по демону», причем «“Демон” у него не “пролетает над миром”, а “выходит из мира”, венчая собой куст сирени».
Три Демона впервые встретились на одной выставке? Вы изначально планировали их объединить в одном зале?
Да, это была мечта. Мы не знаем, объединялись ли они когда-то вообще. Формально они дважды могли быть рядом. Первый раз в 1921 году на выставке в Третьяковской галерее. Они фактически находились в стенах галереи, где в тот момент хранились многие работы из частных коллекций Москвы, в том числе «Демон летящий» из собрания Рябушинского. Документальных свидетельств не осталось — среди сохранившихся в нашем архиве фотографий выставки этой картины нет.
Потом на выставке 1956 года, приуроченной к 100-летию Врубеля, в Третьяковской галерее «Демон летящий» из Русского музея тоже был. Он был принят в рулоне, но был ли он смонтирован и выставлен, неизвестно — ни одной его фотографии в экспозиции также нет. Наш «Демон поверженный» в силу состояния сохранности (из-за составного холста) никогда не покидал стены Третьяковской галереи.
Мы можем предположить, что эти две встречи состоялись. Скорее всего, работы были выставлены вместе, но не так, как мы показываем их сейчас в едином зале — как сюиту, в которой взаимодействие произведений рассчитано ритмом пространства. Это произведение, которое охватывает всю творческую жизнь Врубеля — от 1985 до 1902 года, и даже дальше, потому что потом художник пытался поднять своего поверженного Демона, придумать ему новую жизнь.
Появилось ли современное прочтение образа демона? Есть ли какие-то новые трактовки?
При жизни Врубеля «Демон» был не особенно известен. Публика знала врубелевские иллюстрации к «Демону» Лермонтова. Сейчас это канонический образ: «Демон» Лермонтова для нас — это «Демон» Врубеля. У нас давно исчез из сознания демон XIX века, как писал Розанов, «черное существо с крыльями летучей мыши», избитый образ, от которого отошел Врубель, изобразив демона как страдающее существо, заплатившее огромную цену за то, что «возлюбил человечество». Демон ведь — это падший ангел. С другой стороны, есть трактовка, предложенная Аркадием Ипполитовым: Демон (в переводе с греческого «душа») — это внутренний голос Врубеля.
Творчество Врубеля во многом автобиографично. Некоторые исследователи замечали, что в Демоне есть и черты Эмилии Праховой, в которую Врубель был влюблен.
У Врубеля все объединено. Действительно, у Демона глаза Праховой. На выставке можно проследить линию врубелевской демонианы от этюда к изображению богоматери с экстатическими глазами Праховой до самого последнего Демона, изображенного на обороте одной из больничных сцен 1903–1904 года или сделанного в 1904-м карандашного рисунка «Серафим», который многие исследователи считают скорее Демоном. Даже персонаж, который сидит под сиренью, написанный с фотографии Забелы, тоже обладает чертами Праховой. При всей непохожести возлюбленных Врубеля они обладали общими физиогномическими особенностями — огромные глаза, выразительные губы. Обе были далеко не красавицы, но обе совпадали с его эталоном красоты.
И конечно, последний — шестикрылый Серафим — обладает сходством с Забелой. Рядом на выставке висит карандашный этюд Забелы, сделанный для этого образа. Этого шестикрылого Серафима, который сам Врубель называл просто «демон с мечом и кадилом», современники величали ангелом смерти Азраилом и шестикрылым Серафимом. Его воспринимали не только как восставшего Демона, но и знак «возрождения» самого Врубеля. В 1904 году Врубелю казалось, что он возвращается к жизни. Врубель дважды как будто выздоравливал и в каждый такой период появлялись новые шедевры.
Есть ли на выставке работы, которые зрители увидят впервые? Больничные рисунки ранее выставлялись?
Не выставлялись. Мы готовили их к нынешней ретроспективе, начиная с выставки 1997 года. Она была достаточно успешной, но при этом камерной, и понятно, что того величия Врубеля, которое есть на этой выставке, тогда не было. Можно по-разному относиться к тому, насколько удачна сегодняшняя экспозиция, но на этой выставке есть ощущение невероятного масштаба Врубеля, который не имеет равных среди русских художников. И вряд ли можно найти такой силы высказывания среди западных художников, когда творчество — это исповедь.
Здесь есть рисунки, которые мы специально реставрировали, прежде всего из коллекции врача Владимира Поморцова, которые были созданы в самый страшный период, когда художник впервые попал в психиатрическую больницу. Они поражают своей несвоевременностью, вневременностью. Они обращены, может быть, даже не в ХХ век, а напрямую к нам. Такая степень эмоционального накала избыточна и для ХХ века.
Есть и сюрпризы. Чего стоит один «Демон летящий» — если его перевернуть, на обороте можно увидеть «Демона поверженного». Казалось бы, о Врубеле известно все, но даже такие поразительные вещи были обнаружены только сейчас. Есть эпизод, в котором мы объединили две разрозненные части, — это «Пророк и Серафим» (1905). Мы видим соединение вместе цикла «Бессонница». Впервые можно увидеть и обороты раковин — чтобы их показать, мы организовали специальную архитектурную форму — «раковину». На выставке есть двусторонние портреты, обороты которых вообще никто не видел.
Но, конечно, главная удача выставки — это соединение произведений главных музеев — держателей коллекций Врубеля: Третьяковки и Русского музея. Мы очень благодарны Русскому музею и лично Евгении Николаевне Петровой, которая, так же как и наш директор Зельфира Исмаиловна Трегулова, и все до одного участника проекта, любит и ценит Врубеля.
Как сегодня можно определить роль Врубеля в истории искусства? При жизни его уничижительно называли декадентом. В советские годы он долгое время был забыт, а затем на первый план вышло его обращение к народному эпосу. И наконец, недавно Аркадий Ипполитов назвал его первым русским модернистом.
Для меня Врубель — художник вне времени абсолютно. Его можно считать художником Возрождения, потому что он почувствовал себя в шкуре возрожденческого художника, находясь на службе у "московского Медичи" — Саввы Мамонтова. Он был брошен в соперничество с художниками Средневековья в киевских церквях, творя свои композиции на стенах Кирилловской церкви. В нем есть то, что укладывается в его время, и то, что выпадает из времени. Для меня работы Врубеля — это чертежи, похищенные у Вечности, как писал Блок.
Врубель много экспериментировал с разными художественными технологиями. Если не знать, то вряд ли догадаешься, какие секреты скрывают его работы.
Да. Например, история «Жемчужины» совершенно фантастическая. Он выклеивал раковину несколькими слоями тончайшей бумаги, как в природе, где жемчуг создается за счет наслоения перламутра. Эта многослойность полупрозрачных слоев и рождает поразительную переливчатость. Фактически Врубель создал трехмерный объект. А в центре его — маленькая мушка, которая, конечно, сама туда залетела, и он ее покрасил в розовый цвет. Она подобна той соринке, из которой растет реальная жемчужина, она же перл, венец творения. Раковина воспринимается Врубелем как естественная природная метафора рождения перла, шедевра и рождения жизни. Она становится подобием галактики, раскручивается как материя, как океан. И мне больше всего напоминает океан в фильме Тарковского «Солярис», который показан как абсолютная беспредметность, чистая форма.
Интересно, что Врубель даже использовал технику фроттажа, изобретенную много лет спустя сюрреалистами. Он рисовал на всем, на любой поверхности, в том числе есть рисунки, исполненные мокрым синим карандашом на тонкой бумаге, лежащей на простыне или на скатерти, когда линии воспроизводят структуру подложенной поверхности.
Врубель свободно пользовался и техникой монтажа, совмещения разных ракурсов, что отчетливо видно в «Демоне летящем», где он меняет положение головы, перенеся ее к груди. Ему не важна анатомическая точность. Для чего он это делает? Чтобы было видно, как движется рука.
Он предугадал многие открытия ХХ века?
Конечно! Это художник, который предвосхитил весь ХХ век. Его рисункам присуща поразительная маэстрия. Когда он оказался в лечебнице, доктора отметили его абсолютную свободу выражения, в тот момент он освобождался от оков своего времени. Безумие стало для Врубеля выходом к художественному инакомыслию. Он острее улавливал новые веяния и предвидел многое.
В поздних рисунках Врубеля есть нечто, напоминающее Пикассо. Существует ведь легенда, созданная Сергеем Судейкиным, что Пикассо, увидев работы Врубеля, придумал кубизм.
Судейкин не был склонен к фантазиям. Вместе с Михаилом Ларионовым он монтировал панно из Морозовского особняка на выставке русского искусства, устроенной Дягилевым в Париже в 1906 году. Я верю в эту легенду, Аркадий Викторович не верит — тут мы расходимся. При всей невероятной биографии Судейкина он не был выдумщиком, он был свидетелем.
Выставка «Михаил Врубель» проходит в Новой Третьяковке до 8 марта 2022 года.
Фотографии: Юлия Захарова, Иван Новиков-Двинский / Государственная Третьяковская галерея.