«Утро в сосновом лесу» — самое знаменитое произведение Шишкина. Современники отмечали идиллическое содержание этого пейзажа. «Утренний туман тихо вздымается, прогоняемый дневным теплом. Лесные обитатели проснулись, в том числе и семья медведей, копошащихся возле старых смолистых сосен. Медвежата эквилибрируют на стволах и наслаждаются жизнью в свое удовольствие», — писал критик Петр Гнедич.
Кроме милой сердцу «идиллии» из жизни лесных обитателей, в пейзаже завораживает переданная с виртуозным мастерством жизнь леса. Устремились к утреннему розовеющему небу стволы сосен, которые, подобно гигантскому куполу, «смыкаются» в вышине, словно венчают глухую чащу леса. Распростерлись по земле причудливо изогнутые корни расколовшейся, поваленной ветром сосны. Сырой утренний туман, скопившийся в овраге, почти «физически» ощутим. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь густую чащу леса, наполняют все вокруг розово-золотистым сиянием.
Недостаток «поэзии» и лирической проникновенности, который часто замечали критики, Шишкин всегда возмещал вдумчивым и пристальным созерцанием тайн «формы» леса. Он иллюзорно передает на картине неповторимый ажурный узор сосновых ветвей, причудливые переплетения лежащего под ногами хвороста, изящество хрупких стволов молодых деревьев, которые, прорастая под пологом леса, борются за свое место под солнцем… Это мастерски выполненное художником созерцательное «погружение» в суровую лесную глушь всегда находило отзвук в душе зрителя. Личность художника словно исчезала, и зритель оставался один на один с природой, которая охватывала его во всей своей таинственной и чарующей прелести.
Писатель Василий Михайлович Михеев, отмечая целостность замысла картин Шишкина, замечает: «И если цельности вашего впечатления помешает что-нибудь в его картинах, то никак не деталь леса, а, например, фигуры медведей, трактовка которых заставляет желать многого и немало портит общую картину, где поместил их художник. Очевидно, мастер — специалист леса далеко не так силен в изображении животных. Впрочем, он ими и не злоупотребляет».
Недостаток «поэзии» и лирической проникновенности, который часто замечали критики, Шишкин всегда возмещал вдумчивым и пристальным созерцанием тайн «формы» леса. Он иллюзорно передает на картине неповторимый ажурный узор сосновых ветвей, причудливые переплетения лежащего под ногами хвороста, изящество хрупких стволов молодых деревьев, которые, прорастая под пологом леса, борются за свое место под солнцем… Это мастерски выполненное художником созерцательное «погружение» в суровую лесную глушь всегда находило отзвук в душе зрителя. Личность художника словно исчезала, и зритель оставался один на один с природой, которая охватывала его во всей своей таинственной и чарующей прелести.
Писатель Василий Михайлович Михеев, отмечая целостность замысла картин Шишкина, замечает: «И если цельности вашего впечатления помешает что-нибудь в его картинах, то никак не деталь леса, а, например, фигуры медведей, трактовка которых заставляет желать многого и немало портит общую картину, где поместил их художник. Очевидно, мастер — специалист леса далеко не так силен в изображении животных. Впрочем, он ими и не злоупотребляет».
Чуткий критик заметил, что медведи на картине не слишком органичны. Действительно, они были написаны рукой другого художника. 4 марта 1889 года после открытия 17-й выставки Товарищества передвижников художник Константин Савицкий писал родителям жены: «Затеял я как-то картину с медведями в лесу, приохотился к ней. И. И. Ш-н и взял на себя исполнение пейзажа. Картина вытанцевалась, и в лице Третьякова нашелся покупатель. Таким образом убили мы медведя и шкуру поделили! Но вот дележка-то эта приключилась с какими-то курьезными запинками. Настолько курьезными и неожиданными, что я отказался даже от всякого участия в этой картине, выставлена она под именем Ш-на и в каталоге значится таковою. Оказывается, что вопросы такого деликатного свойств не утаишь, пошли суды да пересуды, и пришлось подписаться под картиной вместе с Ш., а затем и поделить самые трофеи купли и продажи. Картина продана за 4 т., и я участник в 4-ю долю! Много скверного ношу в сердце своем по этому вопросу, и из радости и удовольствия случилось нечто обратное». Из этого письма следует, что первоначальная идея написать картину принадлежала Савицкому. Среди специалистов встречается и другое мнение. Возможно, Савицкий в мастерской Шишкина увидел какой-то пейзаж с эффектом тумана и попросил Шишкина о сотрудничестве, что было обычным делом в кругу художников-передвижников. Возможно, Савицкий нуждался в заработке и предложил написать совместную картину, где признанный знаток леса, успешный и известный Шишкин стал бы исполнителем пейзажа, а Савицкий дополнил бы картину фигурами животных. Племянница Шишкина, Александра Тимофеевна Комарова, упоминает в своих воспоминаниях, что в картине «Утро в сосновом лесу» «медведей написал Савицкий по эскизу Шишкина».
Сохранилось множество карандашных эскизов для этой картины, исполненных Шишкиным. На них не только пейзаж, но и превосходно нарисованные фигуры медведицы с медвежатами. Эти эскизы, а также другие картины Шишкина с животными (например, «Стадо под деревьями» 1864 года, ГТГ) легко опровергают распространенный миф о том, что Шишкин не умел писать животных. Во время заграничного путешествия, в Мюнхене, а затем Цюрихе, у швейцарского живописца Коллера Шишкин учился изображать животных. Шишкин сообщал 4 мая 1864 года в письме к родным: «Здесь мы уже начали писать с натуры, но теперь погода гадкая, она нас загнала опять в мастерскую Коллера — там я копирую коров. Ну, брат, я теперь только узнал кузькину-то знать, каково писать коров. А особенно как они написаны у Коллера — не больно расскачешься. Вот кто хочет учиться животных писать, то поезжай прямо в Цюрих к Коллеру. Прелесть, я до сих пор не видывал и не думал, чтобы так можно писать коров и овец…» Через некоторое время у Шишкина исчезнет восторженное отношение к учителю, станет раздражать этюдность его работ, он начнет хандрить, перестанет ходить в его мастерскую. Но все-таки мысль научиться писать животных не оставляет его. «Когда приеду в Питер, буду стараться о том, нельзя ли будет каким бы то ни было способом выстроить в Дубках мастерскую, чтобы писать животных. Эта вещь недурная и не трудная. А ведь место-то Дубки какое великолепное. А что, как ты думаешь, найдутся у нас охотники писать животных?» — вопрошает Шишкин в письме из Цюриха своего друга Ивана Васильевича Волковского.
В левой нижней части картины хорошо читается подпись Шишкина и дата создания картины — 1889. Вторая подпись внизу почти полностью стерта, но при ближайшем рассмотрении можно разглядеть несколько букв фамилии — Савицкий.
Савицкий в упомянутом письме к родственникам сообщал, что ему пришлось поставить свою подпись на картине. Но во всех каталогах московской и петербургской 17-й выставки Товарищества передвижников 1889–1890 годов эта картина значится под фамилией одного Шишкина. Очевидно, что незадолго до выставки произошла какая-то размолвка — между Шишкиным и Савицким или Савицким и Третьяковым. Возможно, что Савицкий сам стер свою подпись с картины, отказавшись от авторского права на нее.
Еще одну версию исчезновения подписи Савицкого можно узнать из мемуаров старейшего сотрудника Третьяковской галереи Николая Андреевича Мудрогеля. По свидетельству Мудрогеля, подпись Савицкого была поставлена уже после того, как картина была куплена Третьяковым как работа одного Шишкина: «Когда картина была доставлена в галерею, Третьяков удивился, увидев подпись Сав-го.
— Я покупал картину у Ш. Почему еще Сав.? Дайте-ка скипидару.
Несмотря на эту историю, оба художника до старости оставались в дружеских отношениях: опубликованные письма свидетельствуют, что они не высказывали обид, сообща решали проблемы Товарищества, радовались успехам друг друга на выставках.
Савицкий в упомянутом письме к родственникам сообщал, что ему пришлось поставить свою подпись на картине. Но во всех каталогах московской и петербургской 17-й выставки Товарищества передвижников 1889–1890 годов эта картина значится под фамилией одного Шишкина. Очевидно, что незадолго до выставки произошла какая-то размолвка — между Шишкиным и Савицким или Савицким и Третьяковым. Возможно, что Савицкий сам стер свою подпись с картины, отказавшись от авторского права на нее.
Еще одну версию исчезновения подписи Савицкого можно узнать из мемуаров старейшего сотрудника Третьяковской галереи Николая Андреевича Мудрогеля. По свидетельству Мудрогеля, подпись Савицкого была поставлена уже после того, как картина была куплена Третьяковым как работа одного Шишкина: «Когда картина была доставлена в галерею, Третьяков удивился, увидев подпись Сав-го.
— Я покупал картину у Ш. Почему еще Сав.? Дайте-ка скипидару.
Я принес французский скипидар, и Третьяков смыл подпись Савицкого. Через несколько дней Сав. приезжает в галерею и смотрит, нет его подписи. Он ко мне: “Где подпись?” Я очень смутился и объяснил ему его историю». Мудрогель высказал предположение, что недоброжелательное отношение Третьякова к Савицкому было вызвано тем, что тот однажды прямо в зале галереи пытался подправить колорит своей картины «Встреча иконы», когда делал с нее копию по заказу. Известно, что Третьяков никому из художников не позволял вносить изменения в картины после того, как они были куплены для галереи.
Благодаря тиражированию в репродукциях, в журнальной графике картина Шишкина «Утро в сосновом лесу» всегда пользовалась большой популярностью. Еще при жизни Шишкина, в конце 1890-х годов она была выбрана для оформления знаменитых конфет московской шоколадной фабрики «Эйнемъ». Для увеличения продаж на фабрике задумали выпускать конфеты с названием серии «Наши художники и их картины»». Возможно, что директор фабрики Гейс (Эйнем отошел от дел еще в 1876 году) договорился с Павлом Михайловичем Третьяковым и получил от него разрешение размещать на коробках конфет репродукции картин из коллекции братьев Третьяковых. В каждую коробку конфет вкладывали карточку с репродукцией картины и краткой информацией на обороте. Возможно, вскоре после этого конфеты «Мишка косолапый» стали выпускаться в индивидуальной обертке.
Существует легенда, что директору «Эйнема» Юлиусу Гейсу принесли на пробу конфету из миндального пралине между слоями вафель, покрытую шоколадной глазурью. По легенде, в кабинете Гейса висела репродукция картины Шишкина и Савицкого «Утро в сосновом лесу» (1889). Пробуя конфету и глядя на изображение, предприниматель придумал название лакомства — «Мишка косолапый» — и идею оформления фантика. Автором обертки стал художник Мануил Андреев. На хранящихся в Музее какао и шоколада в Москве старинных фантиках этих конфет изображен герб Российской империи — отличительный знак победителя художественно-промышленной ярмарки в Нижнем Новгороде 1896 года. Это означает, что в промежуток между концом 1880-х и серединой 1890-х годов конфеты «Мишка косолапый» уже были в продаже с этой оберткой и названием.
Существует легенда, что директору «Эйнема» Юлиусу Гейсу принесли на пробу конфету из миндального пралине между слоями вафель, покрытую шоколадной глазурью. По легенде, в кабинете Гейса висела репродукция картины Шишкина и Савицкого «Утро в сосновом лесу» (1889). Пробуя конфету и глядя на изображение, предприниматель придумал название лакомства — «Мишка косолапый» — и идею оформления фантика. Автором обертки стал художник Мануил Андреев. На хранящихся в Музее какао и шоколада в Москве старинных фантиках этих конфет изображен герб Российской империи — отличительный знак победителя художественно-промышленной ярмарки в Нижнем Новгороде 1896 года. Это означает, что в промежуток между концом 1880-х и серединой 1890-х годов конфеты «Мишка косолапый» уже были в продаже с этой оберткой и названием.
Эти конфеты всегда стоили очень дорого, но пользовались большим спросом. Гений агитпропа поэт Владимир Маяковский придумал звучный слоган, который был запечатлен на фантике в 1920-е годы века: «Если хочешь кушать “Мишку”, заведи себе cберкнижку». Конфеты «Мишка косолапый» были так популярны, что на стене первого советского небоскреба в стиле конструктивизма в Калашном переулке, где с 1925 года находился Моссельпром, художник Александр Родченко изобразил конфету со знакомым лесным семейством на обертке. С некоторыми изменениями, внесенными в советское время, оформление знаменитых конфет дошло до наших дней.
«Конфетная» популярность немало навредила картине, которую часто воспринимают с улыбкой. Между тем это одно из лучших зрелых произведений Шишкина, в котором он высказал мысль о красоте и божественной гармонии, разлитой в природе.