Карл Брюллов. Портрет Микеланджело Ланчи Приобретено П.М. Третьяковым в 1860 году
Уже в ранние годы собирательства обозначилось желание Павла Михайловича Третьякова представить в будущем музее историю национального искусства через обращение, в том числе к творчеству ведущих русских мастеров первой половины XIX века. Одним из таких художников стал Карл Брюллов. В образце позднего творчества художника — камерном портрете известного итальянского археолога, профессора восточных языков Микеланджело Ланчи — аккумулировались все живописные и пластические поиски Брюллова, отразилось его умение связать позу модели с ее душевным состоянием.
Третьяков приобрел работу уже после смерти Брюллова, в 1860 году, в Риме с помощью Александра Каминского, впоследствии зятя Павла Михайловича, семейного архитектора Третьяковых. Третьяков попросил Каминского приобрести портрет профессора Ланчи у его племянницы Виктории Франки-Ланчи. По-видимому, коллекционер хотел снизить цену, на что Каминский отвечал ему: «Насчет же портрета Брюллова и нечего думать, они понимают, что с каждым годом он растет в цене».
Неизвестно, что ответил Третьяков и как действовал Каминский, однако чуть больше месяца спустя он написал Павлу Михайловичу следующее: «Письмо Ваше с деньгами я получил, портрет куплен за 1250 scudi Romani, выторговать больше я не мог».
Василий Перов. Портрет Ф.М. Достоевского Приобретено П.М. Третьяковым в 1872 году
С самого начала знакомства с Василием Перовым Павел Третьяков проявлял к художнику особое внимание. Он считал художника серьезным мастером и потому приобрел многие из его работ, составив в галерее монографический блок.
Особый строй произведений Перова, в которых «зло и мрак» мира в самых разных его проявлениях сочетались с надеждой на скорое просветление, привлекал и других современников художника, в частности Фёдора Михайловича Достоевского.
Третьяков высоко ценил и творчество Достоевского, был солидарен со многими его идеями. Дочь коллекционера Александра впоследствии вспоминала, что никто из писателей не имел более сильного духовного и нравственного влияния на ее родителей. И Павел Михайлович, и Вера Николаевна не раз перечитывали произведения Достоевского, находя в них новые глубокие смыслы.
Фёдор Васильев. Мокрый луг Приобретено П.М. Третьяковым в 1872 году
Третьяков пристально следил за творчеством молодого и талантливого художника Фёдора Васильева. В январе 1872 года коллекционер писал художнику: «Какое имеет содержание картина, готовимая Вами к конкурсу, и величина ее? Если Вы ее пошлете прямо в Петербург, то я все-таки желал бы, чтобы прежде мне ее там показали, чем назначали в продажу». Речь шла о полотне «Мокрый луг», которое больной туберкулезом Васильев написал, находясь в Ялте на лечении.
Мастер представил природу средней полосы России — неброские, но эмоционально выразительные просторы. Современники высоко оценили произведение, в котором соединились два художественных приема: свободная манера в изображении неба с облаками и дальних планов и тщательная проработка деталей в виде трав и цветов на переднем плане. Эту живописную особенность Иван Крамской назвал «окончательность без сухости». Он же писал: «Эта трава на первом плане и эта тень — такого рода, что я не знаю ни одного произведения русской школы, где бы так обворожительно это было сработано. И потом счастливый какой-то фантастический свет, совершенно особенный и в то же время такой натуральный, что я не могу оторвать глаз».
Илья Репин. Крестный ход в Курской губернии Приобретено П.М. Третьяковым в 1883 году
Одно из ключевых полотен русского реализма Третьяков приобрел сразу, опасаясь конкуренции. Идея картины родилась у Репина в конце 1870-х годов на его малой родине — в Чугуеве, под Харьковом, а в 1881 году он стал свидетелем торжественного религиозного шествия в Курской губернии. Оно вдохновило его на создание произведения, которое побуждало к размышлениям о судьбе и характере русского народа.
Художника особенно волновали живописные и пластические задачи в картине. Его целью было передать эмоциональное состояние паломников, их различное отношение к происходящему — от ханжества, равнодушия и спеси до искренней веры — в знойный солнечный день. Об этом ярко свидетельствуют слова самого Репина: «…А ведь у меня [в “Крестном ходе”] все должно быть на солнце». Неслучайно композиционным центром полотна становится освещаемая солнечным лучом икона в золотом окладе, которую несет помещица.
Василий Поленов. Олива в Гефсиманском саду Приобретено П.М. Третьяковым в 1885 году
Собирательскую политику Третьякова высоко ценили его современники, среди них первое место занимали художники. Так, Василий Поленов писал ему в 1877 году: «Вы единственный у нас собиратель, который строго и правильно относится к искусству. Приобретение Вами произведений не есть случайная фантазия или прихоть любителя, оно равняется оценке строго и тонко понимающего знатока».
На 13-й выставке Товарищества передвижников, которая прошла в 1885 году, Поленов представил серию этюдов, созданных им во время поездки на Ближний Восток. В этих самостоятельных произведениях художнику удалось показать особенности световоздушной среды, природы и архитектуры Востока с помощью звучных красок, смешиваемых им прямо на холсте. Современники вспоминали: «Когда Поленов выставил свои этюды эти на Передвижной выставке, заняв ими несколько зал, это было живописное откровение. Невиданная до этого в России красота красок, света, солнца».
Новые живописные приемы помогали наделить натурные мотивы эмоциональной силой. В этюде «Олива в Гефсиманском саду» Поленов представляет разросшееся мощное дерево, освещенное ярким южным солнцем, как своего рода символ древней истории. Согласно библейскому сюжету, в Гефсиманском саду молился Христос в ночь взятия под стражу.
Василий Суриков. Боярыня Морозова Приобретено П.М. Третьяковым в 1887 году
Формируя музей национального искусства, Павел Третьяков обращал внимание на произведения, в которых раскрывался внутренний драматизм не только современности, но и прошлого. Его привлекала историческая судьба России, выраженная в масштабных полотнах, благодаря которым можно было проникнуть в глубины национального самосознания. Одно из них, написанное Василием Суриковым, Третьяков без раздумий приобрел у автора.
Для художника целью искусства было не воплощение внешней оболочки события, а отражение его духа. В «Боярыне Морозовой» воплотились представления Сурикова о драматических событиях отечественной истории середины XVII века, насыщенных борьбой за религиозные идеалы и породивших сильные характеры с неординарными судьбами. Вместе с полотнами художника «Утро стрелецкой казни» и «Меншиков в Березове», также написанными в 1880-е годы, «Боярыня Морозова» образовала трагическую трилогию о столкновении личности с неумолимым ходом истории. При этом в картине отразились и живописно-пластические поиски Сурикова, его умение представить в полотне многообразие типов и характеров и добиться единства тона при богатстве палитры.
Валентин Серов. Девушка, освещенная солнцем Приобретено П.М. Третьяковым в 1888 году
«Девушка, освещенная солнцем» стала одним из произведений, приобретенных Третьяковым вопреки общественному мнению. Серов изобразил свою двоюродную сестру Марию Симонович в тени липовой аллеи, стараясь отразить игру света и тени на ее лице и фигуре. Однако полотно, в котором угадывалось движение русской живописи к импрессионизму, чувствовалось искреннее любование миром и самой моделью, вызвало отторжение у многих поклонников реализма и натурализма. Стасов, Мясоедов, Прянишников, Владимир Маковский осуждали работу за этюдный характер, за размашистость мазков и приблизительность письма, недовольно окрестив молодых живописцев «экспрессионистами» и проведя параллель с «разухабистой мазней» европейских художников.
Игорь Грабарь впоследствии вспоминал: «Что Девушка, освещенная солнцем, не нравилась… “многим другим”, было естественно: слишком она была непривычной по живописи, как бы насмехавшейся над принятыми приемами, почему невольно отталкивала неискушенную простую публику. Знаменательнее было то, что и художники далеко не все ее поняли и оценили, а в известных кругах она вызвала даже возмущение, особенно после того, как стал известен факт ее приобретения Третьяковым».
Михаил Нестеров. Видение отроку Варфоломею Приобретено П.М. Третьяковым в 1890 году
«Видение отроку Варфоломею» Михаила Нестерова — еще одно полотно, купленное Третьяковым вопреки мнению художественного сообщества. Старшее поколение передвижников раскритиковало картину, назвав ее «вредной», подрывающей устои реалистической школы. Сомнения вызывала и композиция картины, и облик худенького отрока, и общий мистический характер всей сцены, в особенности подчеркнутый золотым венчиком старца-схимника. Третьякову, купившему картину в 1890 году, было предложено «отозвать» приобретение этой работы, дабы художник исправился от «вредного мистицизма» и вернулся к реализму. Однако собиратель дал необыкновенно четкий ответ: «Картину Нестерова я купил еще в Москве и если бы не купил ее там, то купил бы ее сейчас здесь, выслушав вас, ваши обвинения».
Исаак Левитан. Над вечным покоем Приобретено П.М. Третьяковым в 1894 году
В поисках молодых талантов в 1880-е годы Павел Михайлович Третьяков с интересом посещал не только передвижные выставки, но и ученические выставки Московского училища живописи ваяния и зодчества. На одной из них он обратил внимание на творчество начинающего мастера Исаака Левитана и впоследствии приобрел двадцать произведений художника.
Виктор Васнецов. Богатыри Приобретено П.М. Третьяковым в 1898 году
К творчеству Виктора Васнецова, одного из наиболее крупных отечественных мастеров, близкого друга семьи Третьяковых, коллекционер питал особую любовь. Он невероятно ценил талант художника к церковной живописи. В 1893 году Павел Михайлович приобрел восемь картонов, исполненных в период работы Васнецова над росписями Владимирского собора в Киеве. Не стали исключением и произведения на былинно-сказочные темы, в которых Васнецов представил свой вариант постижения духа национальной истории.
Первый карандашный эскиз «Богатырей» был сделан еще в 1871 году, после чего Васнецов не переставал думать о полотне, считая его создание «обязательством перед родным народом». Показательны слова критика Владимира Стасова: «А между тем, что Васнецов привез нам? Если не самое капитальное, то, наверное, уже одно из самых капитальнейших своих созданий <…> Тут он положил все свое знание и все свое умение, насколько у него есть оно».
Приобретение такого масштабного произведения, как «Богатыри», вписывалось в собирательскую политику Третьякова, который в 1880–1890-е годы покупал большие полотна бытового и исторического жанров у Ильи Репина, Василия Сурикова, Василия Верещагина и других мастеров. «Богатыри» стали последним приобретением собирателя. Картина обрела свое место в галерее за две недели до смерти Третьякова в 1898 году. На том же месте, в большом зале второго этажа, на стене, завершающей перспективу верхних экспозиционных помещений, она находится и сегодня.
По материалам книги Т.В. Юденковой "Братья Павел Михайлович и Сергей Михайлович Третьяковы: мировоззренческие аспекты коллекционирования во второй половине XIX века".