15 московских коллекционеров

Ольге Константиновне Арцыбушевой посвящал стихи поэт Георгий Чулков. Ее портреты писала Зинаида Серебрякова. Самый знаменитый — 1910 года, тот, где Ольга Арцыбушева заплетает свои длинные черные волосы в косу. Ольга Арцыбушева вышла замуж за художника Евгения Лансере, брата Зинаиды Серебряковой.

Ольга родилась в Абрамцеве. Ее мать Мария Ивановна Лахтина приходилась двоюродной сестрой хозяину усадьбы Савве Ивановичу Мамонтову. Отец Ольги, Константин Дмитриевич Арцыбушев, был курским дворянином, инженером-путейцем, компаньоном родственника своей супруги — Саввы Мамонтова — по строительству Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Вместе они еще основали Мытищинский машиностроительный завод, ныне известный как «Метровагонмаш».

Находясь в сердце мамонтовского кружка, буквально в эпицентре тогдашней художественной жизни, еще и при наличии средств, трудно было не поддастся соблазну коллекционирования. Инженер с чувствительной душой Арцыбушев обладал развитым художественным вкусом, был большим поклонником мистических и сумрачных творений Арнольда Бёклина.
За некоторую меланхоличность и недоверчивый взгляд на окружающую действительность друзья прозвали Константина Арцыбушева Черным принцем.

Горячий интерес Константин Дмитриевич испытывал к искусству Михаила Врубеля, во вкусах явно опережая многих коллекционеров в своем окружении. Художник часто и подолгу жил в доме Арцыбушевых у Земляного Вала. Говорят, Врубель с хозяином нередко коротали вечера за бутылкой вина, обсуждая формы бутылок и особенности оттенков их содержимого.

Здесь же на Земляном Валу художник работал и над парными портретами четы Арцыбушевых, Константина Дмитриевича1 и Марии Ивановны2, которые теперь хранятся в коллекции Третьяковской галереи. Там же находится некогда приобретенный Арцыбушевым триптих Врубеля «Суд Париса» 1893 года, составленный из панно «Юнона», «Венера» и «Амур и Парис»3.
Покровительствовал Константин Арцыбушев и Виктору Васнецову, и Валентину Серову, и Константину Коровину, членам мамонтовского кружка. Работы этих художников преимущественно и составляли его коллекцию.

В Москве за кожевенными фабрикантами Бахрушиными закрепилась заслуженная слава «профессиональных благотворителей»: на благие дела семейство пожертвовало несколько миллионов рублей. Деньги клались в банк, а проценты шли на содержание учреждений, которым присваивалось имя братьев Бахрушиных. Известную склонность семейство испытывало к театру. В Богословском переулке Бахрушины купили земельный участок и ассигновали средства на строительство здания театра Федора Корша, ныне это Театр наций.


Допустим, Бахрушину удалось собрать серьезную коллекцию балетных туфель, по которой следующее поколение исследователей изучает развитие техники танца. Но первой находкой Алексея Александровича на развале Сухаревского рынка стали 22 эскиза, выполненных художницей Марианной Курцингер, работавшей в парижской Гранд-опера. По этим эскизам шили костюмы для актеров Шереметевского театра в Кускове.

С будущей женой, дочерью миллионера-суконщика Верой Васильевной Носовой Алексей Бахрушин познакомился на костюмированном балу, где был одет козлом, в рога которого были вмонтированы электрические лампочки. Вера же пришла на маскарад в костюме «Безумие». Брак оказался счастливым, и жена стала Бахрушину верной помощницей в главном деле его жизни.

Собрание стремительно разрасталось, и вот оно уже занимало все пространство особняка, построенного по проекту архитектора Карла Гиппиуса, который москвичи называли «Версалем на Зацепе». Сегодня здесь расположен Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина.

После революции музей пережил угрозу разорения и расформирования, пока не вошел в состав учреждений Наркомпроса. Сам Алексей Александрович Бахрушин оставался во главе музея до самой своей смерти в 1929 году.

Не каждая семья может похвастаться таким количеством замечательных представителей, как Боткины. Среди многочисленных (из двадцати пяти совершеннолетия достигли четырнадцать) детей «пионера чайного дела» в России Петра Кононовича Боткина: врач-терапевт Сергей Боткин, академик живописи и коллекционер Михаил Боткин, Василий Боткин, автор «Путешествия по Испании», и, наконец, Дмитрий Боткин, коллекционер. По-видимому, рецепт, которым пользовался глава фирмы «П. Боткин и сыновья», — отправлять своих отпрысков в хорошие учебные заведения и не мешать им заниматься любимым делом, — оказался верным.

Прекрасное образование получил и Дмитрий Петрович Боткин. Более трех десятилетий он прожил в отцовском доме в Петроверигском переулке, где счастливо соседствовали коровник и курятник во дворе с интерьером, украшенным гобеленами по рисункам Буше, фарфоровыми вазами и резной немецкой и венецианской мебелью — патриархальность не спорила с пристрастием к европейскому. Своим домом на Покровке, 27, Дмитрий Петрович Боткин зажил, лишь женившись на Софье Сергеевне Мазуриной, чья сестра, к слову, была замужем за Сергеем Третьяковым.

Боткин отличался набожностью — ежегодно к нему на Покровку для молебна привозили из кремлевской часовни у Спасских ворот чудотворную Иверскую икону и образ Спаса, и обладал обостренным художественным «нюхом» и натренированным глазом — собрал крупнейшую коллекцию новой западной живописи.

Об увлечениях Боткина, любителя изящного, писали, что они «были космополитичны и не заключали в себе ничего народнического, никакого стремления к отечественному». И действительно, особенно хорошо была представлена в галерее Боткина, ставшей московской достопримечательностью, которую дозволялось посетить в определенные часы, французская живопись: «Берега Сены» Коро, «Овчар» Милле, «Отлив» Курбе, «Сумерки» Добиньи.

Немецкая школа была показана ничуть не хуже: «Вход в Остендскую гавань в бурное время» Ахенбаха, «Женщина в белом капоте» Макарта, «Преждевременное развитие» Кнауса и др. Живописное собрание дополнялось рисунками и акварелями. Коллекция росла благодаря частным поездкам Боткина в Европу. Но купец не был бы купцом, когда б не старался купить дешево, ибо «задорого может купить каждый». Шанс приобрести вещь непосредственно у художника, минуя галериста-маршана, Боткин, разумеется, не упускал.

Владимир Осипович Гиршман был человеком энергичным, подвижным. Боясь опоздать на какое-нибудь заседание, имел обыкновение то и дело вынимать часы из нагрудного кармана. Сей характерный жест с часами подметил Валентин Серов и сохранил на портрете предпринимателя, владельца фирмы «Гиршман и сын».

Даже в советское время продукция Колюбакинского игольного завода в Рузском районе продолжала славиться на всю страну. В 1894 году производственные корпуса бывшей спичечной фабрики у разорившегося владельца приобрел известный фабрикант Осип Гиршман и основал вместо нее игольное предприятие.

Уже сыну Осипа, Владимиру Гиршману, выпускнику Московской практической академии коммерческих наук, удалось превратить скромную фабрику в доходное предприятие по производству иголок всех систем, стальных булавок, чулочных спиц и рыболовных крючков. Торговый дом «Гиршман и сын» процветал. Лето семейство проводило в двухэтажном особняке в Колюбякине.

Жена Владимира Гиршмана Генриетта (Гена) Леопольдовна Леон была дочерью петербургского зерноторговца, выпускницей Берлинской консерватории. Серов писал эту красивую женщину неоднократно, да и не только он, портреты мадам Гиршман есть у Сомова, Пастернака, Добужинского, Малявина, Серебряковой, Юона. Чета вела бурную светскую жизнь, не пропускала ни одной важной выставки, собраний общества «Свободная эстетика», Гиршманом же и финансируемого.

Если характеризовать коллекцию, которая у Гиршмана была весьма значительна, то собирал игольный магнат современное искусство, причем только отечественное. Среди работ: «Демон (сидящий)» (1890, ГТГ)1 Врубеля, «Гобелен» (1901, ГТГ)2 Борисова-Мусатова, «На берегах Днепра» (1887–1888, ГТГ)3 Аполлинария Васнецова, «Прогулка короля» (1906, ГТГ)4 Бенуа, «Бумажные фонари» (1896, ГТГ)5 Коровина, «Праздник в деревне» (1907, ГТГ)6 Кустодиева.
Двухэтажный особняк Гиршманов в Мясницком проезде у Красных ворот (на этом месте теперь вестибюль одноименной станции метро) был до отказа полон превосходными вещами: павловской и александровской мебелью, редкой коллекцией старинных портретов конца XVIII — начала XIX века.

После 1922 года Гиршманы жили в Париже. Владимир Осипович открыл художественный салон на улице Сент-Оноре, где торговал мебелью, устраивал небольшие выставки художников «Мира искусства». Генриетта Леопольдовна преподавала в гимназии в парижском предместье.

Натура страстная, в которой гармонично сочетались парение духа и деловой расчет. Уже в юности Мамонтов был увлечен театром — учеба мало привлекала сына успешного предпринимателя. Пару лет Савва Мамонтов поучился в Институте гражданских инженеров, столько же на юридическом факультете Московского университета.

Родитель все понял и, желая приобщить наследника к делу, поспешно отправил его в Баку. Мамонтову-младшему ничего не оставалось, как включиться в бизнес. Природа, впрочем, не лишила его деловой хватки. Надежды отца он оправдал, стал отличным предпринимателем, но таки создал частный оперный театр.

Мамонтов брал уроки пения и занимался скульптурой. Не похожего на купцов, «бородатых угрюмцев в смазных сапогах», друзья называли его Саввой Великолепным, подразумевая славного флорентийского покровителя искусств Лоренцо Медичи.

При живейшем участии Саввы Мамонтова были пущены в строй: дорога Ярославль — Архангельск, Донецкий каменноугольный железнодорожный путь, связавший Донбасс с Мариуполем. Акционер товарищества Невского механического завода, Общества Восточно-Сибирских чугуноплавильных заводов, в 1870 году Мамонтов приобретает усадьбу Абрамцево. Сюда за покровительством и вдохновением к нему потянулись друзья-художники: Репин, Васнецов, Антокольский, Поленов, Нестеров, Суриков, Серов, Врубель, Коровин. На лоне подмосковной природы Абрамцева образовался немало повлиявший на развитие отечественного искусства знаменитый мамонтовский художественный кружок.

У Саввы же Мамонтова сложилась собранная с любовью, неплохая коллекция русской живописи, графики и скульптуры. Полотно «Девочка с персиками», писанное Валентином Серовым в Абрамцеве, стало украшением собрания, в которое вошли портрет оперного певца Анджело Мазини кисти того же мастера, «Ковер-самолет» и «Витязь на распутье» Виктора Васнецова, «Испанки» (1888–1889, ГТГ) Константина Коровина, майолика Михаила Врубеля и многое другое.

11 сентября 1899 года в семействе Мамонтовых приключается беда. Савва Иванович был арестован по обвинению в незаконном изъятии крупной суммы из кассы Московско-Ярославской железной дороги. В Таганской тюрьме в ожидании суда Мамонтов проводит полгода. Целыми днями занимается лепкой. Позировали надзиратели. Помощь пришла от художников. Похлопотал Серов, в это время писавший портрет царя. Личным распоряжением Николая II Мамонтова освободили из-под стражи. Суд оправдал его. Но все имущество было распродано для погашения долгов. Восемнадцать лет Савва Мамонтов, сломленный тюрьмой, прожил у Бутырской заставы в мастерской при гончарном заводике, им же основанном.

Всего лишь тридцать три года было отпущено старшему из сыновей основателя Тверской мануфактуры, «чрезвычайно характерной фигуре» — так назовет Михаила Абрамовича Морозова Сергей Дягилев. Короткая жизнь, оборванная нефритом, протекала, впрочем, довольно интенсивно.

Купеческий отпрыск, энергичный и страстный, успел с отличием окончить историко-филологический факультет Московского университета. Под псевдонимом Михаил Юрьев опубликовал на свои средства сочинения по истории. Самые яркие из них — «Карл V и его время» и «Спорные вопросы западноевропейской исторической науки». Михаил Юрьев выступил и с художественной литературой — романом «В потемках», непонятно почему запрещенным цензурой.

Немалые деньги Морозов жертвовал на благотворительность. «Легко и скоро» он выделил средства, 27 тысяч рублей, на создание зала искусства Греции в Музее изящных искусств. Но по части приобретения картин Михаил Абрамович был щепетилен. За свою «Царевну-Лебедь» (1900, ГТГ)1 Врубель попросил 500 рублей, но купец доторговался до трехсот.

Избирался мировым судьей, побыл гласным городской думы, старостой Успенского собора Кремля. Зрители комедии драматурга Александра Сумбатова-Южина «Джентльмен» в герое Ларионе Рыдлове, любителе устриц и шампанского, владельце особняка с зимним садом, без труда узнавали Михаила Морозова. Пьеса шла в Малом театре.

Еще будучи студентом, Морозов женился на восемнадцатилетней красавице Маргарите Мамонтовой, бесприданнице, дочери проигравшегося и застрелившегося Кирилла Мамонтова. После свадьбы молодой супруг приобрел роскошный, тот самый с зимним садом особняк на Смоленском бульваре и обставил его на широкую ногу. Детей у Морозовых было четверо: Юрий, Елена, Михаил («Мика Морозов», известный по великолепному портрету кисти Валентина Серова) и Мария, родившаяся уже после смерти отца.

Разумеется, горячая натура не могла обойти стороной коллекционирование произведений искусства. Морозов одним из первых в России открыл для себя искусство импрессионистов. «Кабачок» Эдуарда Мане и «Море в Сен-Мари» Ван Гога — бесспорные жемчужины собрания Морозова, равно как и «Поле маков» Клода Моне и «Портрет актрисы Жанны Самари» Огюста Ренуара.
Западная живопись в собрании (для размещения которой пришлось снести тот самый зимний сад), составленном с тонким вкусом за каких-то пять лет, соседствовала с русской: работами Сурикова, Левитана, Коровина, Остроухова, Переплётчикова, Серова — художников, с которыми Морозов водил дружбу.

Если Михаил Морозов придавался писательской страсти, то его младший брат Иван мечтал стать художником, брал уроки рисунка и живописи, в том числе и у Константина Коровина, и, даже будучи студентом Цюрихского политехникума, в свободный час отправлялся на этюды в горы.

По возвращении вступил в управление мануфактурой, поселился в Твери и принялся увеличивать товарооборот, наращивать семейные капиталы.
В Москве тридцатитрехлетний Иван Морозов у дядюшкиной вдовы купил особняк на Пречистенке и тайно обвенчался с веселой и жизнерадостной хористкой Досей, с которой познакомился в ресторане «Яр» на Петербургском шоссе. Общество сдержанно приняло Евдокию Сергеевну Морозову. А молодой муж заказал для своего особняка французскому художнику Морису Дени живописные панно на пересказанный Апулеем сюжет о любви Амура и Психеи.

Разумеется, Иван Абрамович не мог не продолжить дело брата по части коллекционирования. На выставках серьезный и последовательный Морозов появлялся в будние дни, вернисажи не посещал, бродил в тишине, не спеша, в ранний час. К делу относился серьезно и последовательно. Сделку заключал, только как следует всё изучив. «Русский, который не торгуется», — говорили о нем французские маршаны.

Работы русских и иностранных живописцев стали появляться на стенах особняка на Пречистенке одновременно. Начинал, разумеется, с пейзажей — Жуковского и Виноградова. Затем появились работы испанцев — Сорольи и Сулоаги. Вскоре в Париже в галерее у Поля Дюран-Рюэля, где приобретал вещи его брат Михаил, Иван Морозов покупает Сислея. За Сислеем в коллекцию начали поступать полотна Моне, Писсарро и Ренуара. За несколько лет собирательства у Морозова было уже свыше 250 произведений новейшей французской живописи, в том числе «Красные виноградники в Арле» и «Ночное кафе» Ван Гога, «Девушка с веером» Ренуара, «Курильщик» Сезанна, «Девочка на шаре», «Арлекин и его подружка» Пикассо, «Три таитянки» Гогена, «Терраса» Матисса и др. Увы, в отличие от коллекции того же Щукина собрание Морозова в силу его замкнутого характера было недоступно для широкого круга гостей. Однако, с разрешения хозяина в особняке бывали художники и иностранные гости.

Революция и национализация превратили морозовскую галерею во Второй музей новой западной живописи, где владелец некоторое время побыл заместителем директора. Но вскоре Иван Абрамович с семьей выехал из России, составил духовное завещание у адвокатов, отписав все жене. В 1921 году по пути в Карлсбад Морозов скончался.

Сын елецкого купца «средней руки» учился в Московской практической академии коммерческих наук и сперва мечтал о научной карьере орнитолога или энтомолога. Даже с Альфредом Бремом переписывался. В 23 года Остроухов впервые сел за мольберт, взял уроки у живописца Александра Киселева, разобрался в красках и со всем азартом придался изящному искусству. Впрочем, свои способности он оценивал вполне реалистично и в историю вошел с одной, впрочем, известной картиной — «Сиверко»1 (1890, ГТГ), пейзажем излучены северной реки.

Женившись на дочери чайно-сахарного магната Надежде Петровне Боткиной и получив в конторе тестя ответственный пост, Илья Семенович постепенно забросил занятия живописью. Улучшение материального положения позволило Остроухову наконец придаться страсти коллекционирования и обустроить одноэтажный особняк с мезонином в Трубниковском переулке.

Теперь он мог тешить себя приобретением полотен старых мастеров, старинной мебели, древних икон и вскоре даже устроил частный музей, доступ куда был открыт всем желающим. Хозяин назначал день и время посещения, и сам принимал посетителей.

Собрание Ильи Остроухова, обладателя тонкого вкуса, отличалось художественными достоинствами и оригинальностью. «Святые Максим и Освальд» кисти Тьеполо, «Пейзаж с коровами» Камиля Коро в нем соседствовали со скульптурой Древней Греции и Рима, византийской иконой «Христос Пантократор», полотнами «Анкор, еще анкор»2 Павла Федотова (1851–1852, ГТГ), «Сирень»3 Михаила Врубеля (1900, ГТГ), с «Обнаженной женщиной» Анри Матисса. Кстати, и сам Матисс в 1911 году посетил остроуховский музей в Москве. Француз был потрясен собранием древнерусской живописи. Для хранения разросшейся коллекции икон Илья Семенович сделал пристройку к особняку.

В 1917 году коллекция была национализирована и как филиал Третьяковской галереи стала назваться Музеем иконописи и живописи имени И.С. Остроухова. Владельца назначили пожизненным хранителем, а после его смерти музей ликвидировали. Коллекция Остроухова растворилась в собраниях Третьяковки, ГМИИ им А.С. Пушкина, Русского музея.

Живший страстями, желанием дразнить общество, ненасытно любивший жизнь, «шалый Николай» был пятым, самым непутевым, сыном крупного промышленника Павла Рябушинского. Острые на язык деятели отечественной культуры, не скупившиеся на хлесткие эпитеты, припечатали «купчика-мецената» язвительными характеристиками: «Пшют, ужасно надушенный (до вечера пахло в комнате)… смесь наивности и хвастовства»; «с бородой янки, с лицом, передернутым тиком и похожим на розового, но уже издерганного поросенка», «вздутый моллюск», «просунулся повсюду»; «какая-то сумбурная, но несомненная талантливость».

Впрочем, в том имелась заслуга самого Рябушинского. Вот ведь, недостаточно образованный московский миллионщик дерзнул занять позицию преемника самого Дягилева, осмелился продолжить традицию «Мира искусства». К запуску нового издания — журнала «Золотое руно» — Рябушинский приступил с «вербовки» лидеров-мирискусников, в первую очередь самого Александра Бенуа.

Неограниченные финансовые возможности позволяли многое. Вся Москва перешептывалась о его экзотической вилле «Черный лебедь» в Петровском парке (сгорела в 1916 году), тамошних ночных оргиях, коллекции живописи Кранаха, Брейгеля, Пуссена, о хранящихся в одной из комнат отравленных стрелах из Новой Гвинеи. Но именно Николай Рябушинский стал организатором четырех выставок объединения «Голубая роза» в 1907 году, по сути, давших старт российскому авангарду.

«Красная танцовщица» Кеса ван Донгена, «Девки» Жоржа Руо, национализированные после 1917 года, ныне хранящиеся в Эрмитаже, поступили из коллекции Николая Рябушинского.

В родовом доме Рябушинских в Голутвинском переулке планируется открытие Музея московских коллекционеров, над созданием которого работает Третьяковская галерея.

«Он был небольшого роста, плотный, широкий, с некрасивым, но умным выразительным лицом. Носил небольшую бородку и довольно длинные волосы, зачесанные назад», — обрисовала Козьму Солдатёнкова без прикрас Вера, дочь Павла Третьякова.

Русский Медичи, так его окрестили современники, вышел из недр грубой и невежественной среды Рогожской заставы. Был еле обучен грамоте. Отец, разбогатевший на бумаготкацком промысле и торговле пряжей, держал отпрыска в строгости, давая ему лишь «медные гроши на дневное прокормление».

В 1852 году Козьма Солдатёнков наконец вступил в права наследства и возглавил семейное дело. Держатель состояния в восемь миллионов рублей, купец 1-й гильдии, коммерции советник весьма преуспел на ниве филантропии: жертвовал немалые суммы на дома призрения вдов и сирот, стипендии студентам Московского университета, премии за философские труды Российской академии наук. Солдатёнков материально поддерживал ссыльного Николая Чернышевского, помогал семье Белинского.

Старообрядец Белокриницкого согласия жил в гражданском браке с француженкой Клеманс Карловной Дюпюи, едва говорившей по-русски. Козьма Терентьевич другими, кроме русского, языками не владел. Общались, верно, с помощью жестов.

Солдатёнков учредил собственное книгоиздательство и открыл книжный магазин на Лубянке. Молельня особняка на Мясницкой стала местом ценнейшего собрания икон строгановской школы, икон XVI века — «Погребение Иоанна Богослова» мастера Никифора Славина и «Неделя шестая о слепом» (1591–1600, ГТГ)1 мастера Истомы Савина. Жемчужина коллекции — «Спас» (начало XV века, ГТГ)2 Андрея Рублева из полуфигурного деисусного чина, приобретенный Солдатёнковым в Саввино-Сторожевском монастыре Звенигорода.

Теперь всем хорошо известные холсты «Чаепитие в Мытищах» (1862, ГТГ)3, «Проводы покойника» (1865, ГТГ)4 Василия Перова, «Завтрак аристократа» (1849–1850, ГТГ)5 Павла Федотова, «Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора» (1824, ГТГ)6 Александра Иванова некогда украшали собрание Козьмы Солдатёнкова.

С Александром Ивановым купец познакомился в Италии и попросил его покупать то, что тот заметит хорошего у русских художников. Иванов охотно принял предложение. Так у Солдатёнкова, кроме всего прочего, появился первоначальный эскиз картины «Явление Христа народу» (середина 1830-х, ГТГ)7.
Солдатёнков стал одним из учредителей Общества древнерусского искусства при Румянцевском музее, в который, согласно завещанию щедрого дарителя, вся его коллекция и поступила в 1901 году.

22 мая 1856 года молодой купец Павел Третьяков получает расписку от живописца Василия Худякова об уплате 450 рублей за полотно «Стычка с финляндскими контрабандистами» (1853, ГТГ). Эта дата считается днем основания национального музея изобразительного искусства.

Вектор коллекционерской страсти предпринимателя был направлен исключительно на русскую художественную школу. С детства Павел ревностно собирал гравюры и литографии с историческими сюжетами, скупая их на развале под Сухаревой башней. К семейному делу в лавках Торговых рядов приобщился с четырнадцати лет. Двадцатилетним впервые оказался в Эрмитаже. Пуссен, Рафаэль и Рубенс произвели неизгладимое впечатление на Третьякова, с тех пор взявшего за правило ежегодно посещать Европу, знакомиться с тамошними художественными собраниями.

Производство текстиля и «лавки в холщовом ряду, что на Ильинке» приносили стабильный доход. Павел Третьяков мог себе позволить тратить значительные деньги на увлечение живописью, затем и на создание общедоступного музея с картинами русских художников, преимущественно реалистического направления. «Я трачу на картины, тут цель серьезная, да к тому же деньги идут трудящимся художникам, которых жизнь не особенно балует…» — писал Третьяков молодой жене Вере Николаевне урожденной Мамонтовой.

В Замоскворечье, в переулке, названном по фамилии домовладелицы, «купеческой вдовы» Анисьи Лаврушиной, в 1851 году семья Третьяковых покупает двухэтажный кирпичный особнячок, окруженный садом.

Для разрастающейся коллекции Павла Михайловича свояк Третьякова, архитектор Александр Каминский, готовит проект перестройки дома. Постоянные новые поступления заставляют коллекционера пять раз прибегать к увеличению музейных площадей.

Один из основных источников приобретения картин — Товарищество передвижных художественных выставок, в мастерские к членам которого Третьяков был вхож. Петербуржцы, и особенно критик Стасов, негодовали: лучшие вещи уходят в Москву. Когда галерея открылась для всех желающих, в ней уже насчитывалось 1287 живописных полотен и 518 листов графики. Вскоре Третьяков подарит свое детище городу. Правда, Павел Михайлович желал, чтобы процесс дарения происходил без лишнего шума, боясь оказаться в центре внимания. Ему это не удалось — событие приобрело широкий резонанс.

Сергей Михайлович Третьяков проникся художественными интересами и загорелся идеей собирательства позже старшего брата, в 1870-е годы. И если Павел сфокусировался на русской живописи, то Сергей, дабы не составлять конкуренции, свой выбор остановил в основном на европейской. Предпочтение Сергей Михайлович отдавал французским мастерам второй половины XIX столетия, обожал барбизонскую школу, покупал полотна Милле, Руссо, Коро, Добиньи.

«Порыв ветра» Камиля Коро, ныне хранящийся в коллекции ГМИИ им. А.С. Пушкина, иллюстрирует характер коллекционера, полную противоположность скромного и необщительного брата. Сергей имел живой, подвижный нрав, предпочитал светскую жизнь, пышные приемы и фасонистые каблуки. Женился на шестнадцатилетней дочери «хлопчатобумажного короля» Сергея Алексеевича Мазурина Елизавете.

Современники вспоминали вечера в особняке в Лаврушинском переулке, где «танцевали до упаду, до зари». Во время бала Елизавета Сергеевна трижды переодевалась «то в вишневое платье с бриллиантами, то в белое атласное с золотыми колосьями на фижмах, то в палевое “тюль-иллюзион”». К тому же после каждого переодевания личный парикмахер заново укладывал ее прическу.

Впрочем, будет не совсем точно говорить, что Сергей Третьяков собирал одну лишь западную живопись. Также он приобрел «Птицелова» (1870, ГТГ)1 Василия Перова, «Украинскую ночь» (1876, ГТГ)2 Архипа Куинджи, «Бабушкин сад» (1878, ГТГ)3 Василия Поленова, «Лунную ночь» (1880, ГТГ)4 Ивана Крамского. В коллекцию входили и скульптуры, в том числе «Христос» (1876, ГТГ)5 и «Царь Иоанн Васильевич Грозный» (1875, ГТГ)6 Антокольского, «Кобыла с жеребенком» (1854–1855, ГТГ) Клодта, «Мальчик-неаполитанец с обезьяной» (1870, ГТГ)7 Лаверецкого, «Мальчик в бане» (1878, ГТГ)8 Иванова.

Сергея Михайловича Третьякова дважды выбирали московским городским головой. Среди его заслуг на этой должности — организация торжественного открытия памятника Пушкину на Тверском бульваре, сбор пожертвований «на нужды воинов» в годы Русско-турецкой войны, поддержка учреждения Московской консерватории. После смерти Сергея Третьякова его коллекция перешла к брату Павлу по завещанию.

Обладательница красивого голоса сбежала в Париж с маленькой дочкой, покинув первого мужа правоведа Рафаила Николаева. Брала уроки вокала в студии Матильды Маркези. Впрочем, по признанию Марии Клавдиевны: «Пение? Это забава… Не этого хочет душа моя. Я влюбилась во вселенную, влюбилась в жизнь, ухватилась за нее. Я хотела бы быть богатой, чтобы создать что-нибудь для пользы человечества».

В 1892 году второй брак. Избранник — крупный промышленник князь Вячеслав Николаевич Тенишев и, разумеется, обладатель большого состояния. Обретя положение, связи и огромные средства, молодая княгиня начинает «приносить пользу человечеству».

В купленном у подруги, княгини Екатерины Святополк-Четвертинской, имении Талашкино Смоленской губернии Тенишевой было основано ремесленное училище, шесть начальных школ, рисовальная школа. В Смоленске княгиня учредила музей народного искусства «Русская старина», представлявший все виды крестьянского художественного творчества.
Тенишева перехватила эстафету абрамцевского кружка, создав у себя в Талашкине подобный центр с участием художников, которых она радушно принимала у себя в имении: Михаила Врубеля, Виктора Васнецова, Валентина Серова, Константина Коровина, Николая Рериха.

По сути, Тенишева открыла и поддержала Сергея Малютина, обладателя редкого декоративного дарования, интерпретатора русского народного искусства. В Петербурге, в своем доме на Английской набережной щедрая меценатка открыла художественную студию, где под руководством Ильи Репина абитуриентов готовили к поступлению в Академию художеств. Она финансирует журнал «Мир искусства».

Главного идеолога этого артистического объединения, рафинированного петербургского интеллигента, художника, историка искусства Александра Бенуа Тенишева приглашает на позицию куратора своей коллекции акварели.
Мария Клавдиевна поставила перед собой задачу «собрать лучших представителей акварельной живописи и представить историю ее в возможно полном виде». Стараниями Бенуа меценатке это удается. В 1898 году на открытии Русского музея императора Александра III Тенишева принесла в дар свое собрание, включавшее 470 акварелей и рисунков Брюллова, Егорова, Венецианова, Федотова, Щедровского, Айвазовского, Репина, Шишкина, Левитана, Нестерова, Васнецова, Крамского, Бакста и того же Бенуа.

В 1916 году уже овдовевшая княгиня в Московском археологическом институте защищает диссертацию на тему «Эмаль и инкрустация».
И знания эти приходят ей на помощь в послереволюционной эмиграции. В последнее свое парижское десятилетие Тенишева зарабатывает на жизнь собственными работами по эмали.

Слава Павла Михайловича Третьякова не давала ему покоя. Говорят, в теплые дни Иван Евменьевич Цветков любил сиживать на балконе своего краснокирпичного теремка на Пречистенской набережной и любоваться видом на Кремль. Отсюда ему хорошо была видна крыша Третьяковской галереи.

Сын священника, выпускник Петербургского технологического института и математического факультета Казанского университета, Цветков был страстным коллекционером. Именно эта страсть пересилила перспективу научной карьеры, которую сулили незаурядные математические способности, блестящая защита диссертации «Интегрирование линейных уравнений с постоянным коэффициентом».

Цветков выбрал приличное жалованье в Московском акционерном земельном банке, где прослужил до конца дней своих. Автодидакт, в истории искусства он поднаторел, осматривая картинные галереи Берлина и Вены в студенческие годы. Подрабатывавшему репетиторством в знатной княжеской семье Гагариных, Цветкову тогда удалось побывать в Европе. В Москве же он искал возможности попасть в дома известных коллекционеров.
Собирал Цветков преимущественно русское искусство, рисунки, гравюры, эскизы, правда, исключительно первых «кистей»: Боровиковского, Брюллова, Федотова, Сурикова, Репина, Маковского. Старт коллекции дало полотно Василия Поленова «Сказитель былины Никита Богданов» (1876, ГТГ).

До приобретений коллекционер был довольно жадным. «Передняя сплошь завешана картинами русских художников. Их уже вешать некуда. Висят они и над вешалкой, и под окнами... В зале тоже картины, всюду и везде, в гостиной тоже. Горят лампы» — так художник Василий Переплетчиков описывал галерею, устроенную в особняке Цветкова. Прямо над лестницей гостей встречало масштабное полотно Василия Перова «Рыбаки». Впрочем, особое предпочтение Цветков отдавал графике, рисункам и акварелям.

Весной 1909 года, в день своего 60-летия, Иван Евменьевич объявил, что коллекцию вместе с домом дарит городу. Просвещенная Москва оживилась. Но тщетно наивные посетители стучались в двери теремка, построенного по проекту Васнецова, — галерея по-прежнему открывалась лишь для избранных гостей и только по особой рекомендации. Согласно воле щедрого дарителя, в непосредственное распоряжение города собрание должно было поступить только после его кончины. В феврале 1917 года Цветков умер от грудной жабы.

Купцу 1-й гильдии, основателю мануфактурного щукинского дела за свою жизнь в отличие от наследников даже в голову не приходило приобрести какой-нибудь предмет искусства. Третьего из четырех своих сыновей, Сергея, Иван Васильевич Щукин меньше всего видел продолжателем семейного бизнеса. И напрасно. Хилый, низкорослый заика оказался склонным к риску, упрямым и азартным предпринимателем, впоследствии главной движущей силой торгового дома «И.В. Щукин с сыновьями».

Человек живого ума, наблюдательный и энергичный, окончивший Высшую коммерческую академию в Тюрингии, Сергей Иванович Щукин, коммерции советник, он возглавил и расширил семейный бизнес. Интуиция его никогда не подводила, причем не только в делах. За упорство коллеги прозвали Щукина Дикобразом.

Коллекционерской бациллой Сергей, по всей вероятности, был заражен еще в детстве, когда гостил у дядюшки — художника Михаила Петровича Боткина — в Петербурге. Дом на Васильевском острове был полон живописи.
Когда Сергей Щукин наконец получил возможность придаться собирательству, а ему было уже больше сорока, предмет его он выбрал сам, не прислушиваясь ни к мнению признанных авторитетов, ни к восприятию широкой публики. Коллекционер всегда полагался только на собственное чутье. Сегодня мы видим, что оно не подвело.

Щукин стал поклонником творчества импрессионистов и постимпрессионистов, Анри Матисса и главным покупателем Пабло Пикассо. Он был первым русским, купившим полотно Клода Моне «Скалы в Бель-Иль». Парадная лестница двухэтажного особняка в Большом Знаменском переулке, бывшем дворце Трубецких, была украшена панно Анри Матисса «Танец» и «Музыка». Шпалерная развеска работ Матисса покрывала стены Розовой гостиной, стены кабинета — плотная развеска Пикассо, столовой — Гогена.

Галерея Щукина по воскресеньям была открыта для посещения. Студентов Училища живописи, ваяния и зодчества принимали группами. За два десятка лет коллекционерской деятельности число приобретенных Щукиным картин уже приближалось к трем сотням. После революционных событий собрание преобразовали в Первый музей новой западной живописи. В августе 1918 года Сергей Иванович Щукин, запасшись фальшивым паспортом, простился с Москвой и уехал во Францию. С тех пор он не купил ни одной картины.