Лекция. Генрих Семирадский: магия таланта, стратегия успеха

Генрих Семирадский такая же звезда искусства позднего академизма второй половины XIX века, как Карл Брюллов — важнейший художник романтического и академического направления искусства первой половины XIX столетия. Часто возникают споры: Семирадский — русский или польский художник? На самом деле он принадлежит равно как русской, так и польской культуре, а более всего — миру космополитичного европейского позднего академизма. Тем не менее его произведения находятся и в собраниях Польши, и в собраниях Украины, а треть его наследия находится в нашей стране.

Генрих Семирадский родился в поселении, которое называлось Ново-Белгород, недалеко от Харькова, в семье полковника царской армии. Его семья имела польские корни, но была лояльна по отношению к царской власти. Семирадский получил начальное образование в харьковской гимназии, а затем окончил физико-математический факультет Харьковского университета. В годы учебы в харьковской гимназии учитель рисования Дмитрий Безперчий обратил внимание на его способность к художествам. Безперчий был учеником Карла Брюллова и много рассказывал о великом Карле и об Академии художеств. Тогда же у Семирадского зародилась мечта стать художником, учиться в Императорской Академии художеств в Петербурге. Но отец Семирадского считал, что его сын должен получить университетское образование. Выполнив волю отца и защитив магистерскую диссертацию «Об инстинктах насекомых», Семирадский написал отцу, что он может быть только посредственным ученым, но чувствует в своей душе желание стать художником и уверен, что будет знаменитым. В 1864 году Семирадский впервые покинул Харьков и отправился сначала в Москву, а потом в Петербург, где поступил вольнослушателем в Императорскую Академию художеств.

Семирадский успешно прошел конкурс и получил большую золотую медаль, а также право на поездку за границу за счет Академии художеств и звание художника классной степени. В отличие от многих выпускников академии он едет не в Париж или Мюнхен, а в Италию. Проведя некоторое время во Флоренции, он обосновывается в Риме. Пленэризм его картин согрет пейзажами римских окрестностей, влюбленностью в памятники Рима, в его историю. Рим станет для него источником бесконечного вдохновения и домом на многие годы.

Картина «Грешница», которую Семирадский начал писать в Риме, была задумана еще в Петербурге. Ее сюжет был подсказан великим князем Владимиром Александровичем, который предложил художнику познакомиться с поэмой Алексея Константиновича Толстого «Грешница». Поэма была очень популярна и ставилась как на профессиональной, так и на любительской сцене в России. В ней повествуется о красавице-блуднице, которая неожиданно встречает Христа — его слова проникают в ее душу, и на глазах зрителя происходит духовное перерождение героини. Это апокриф, отсутствующий в Евангелии. Семирадский почти буквально иллюстрирует слова Алексея Толстого, который описывает героиню так:

Одна часть картины посвящена грешнице. Сама грешница и ее окружение изображены в сложных позах, заметно обилие богатых, красочных тканей, музыкальные инструменты, дорогие украшения. Во второй части картины изображен Христос и его последователи, которые выстроились в строгую шеренгу, они предстают в аскетичных светлых одеждах. Христа Алексей Константинович Толстой описывает так:

Образ Христа, красивого внешне и внутренне, благодатного, излучающего добро, мир и покой, Семирадский будет воспроизводить и в других своих картинах на евангельский сюжет. Эта картина стала началом небольшого, но очень важного евангельского цикла.

Не во всем были справедливы критики Семирадского. Передвижники просто столкнулись с тем, что, казалось бы, они уже во многом «победили» академическую доктрину, завоевали успех у публики, а тут появляется Семирадский со своей картиной, и академия вновь уповает на свои прежние устои. Семирадский был обескуражен и счел, что это откровенная зависть и травля. Сам он был человеком вполне миролюбивым, но после такого неоднозначного приема «Грешницы» уехал в Италию и принял решение там остаться.

Семирадский не оставляет тему гонений на христиан и задумывает новую картину, которую называет «Светочи христианства. Факелы Нерона». Он посвящает ей несколько лет, делает множество эскизов и этюдов. Вообще Семирадский работал очень серьезно. Мы называем Семирадского и художников его круга художниками-эрудитами, художниками-виртуозами. Они были большими тружениками, эти отличники петербургской Академии художеств.

Но увлеченный мастерством Семирадского Гаршин успевает заметить утомительную пестроту этой картины, отсутствие смысловых акцентов. Знаменитый педагог, учитель Врубеля и Серова, Павел Чистяков делится впечатлениями об этой картине. Он сам мечтал написать картину на этот сюжет и огорчился, что Семирадский, с его точки зрения, испортил его. Он пишет Павлу Михайловичу Третьякову: «Все-таки он не совсем умный человек, а более страстный и даровитый. Идея картины, надпись на раме “Свет и во тьме светит” и прочее — всё это хорошо, но исполнение, прием — нехорош. Идея ее не по чину пришлась, знания нет и нет, а талант есть и есть. Талант симпатичный, не буду говорить, что взгляд ошибочный, но зато фантазия, обстановка хороши».

Семирадский, безусловно, ожидал, что полотно, за которое он получил звание профессора Академии художеств, будет приобретено в России. Но картину не купили, этому противилась русская художественная общественность, которая действовала не вполне красиво через художника Боголюбова, вхожего в царский круг. И тогда обиженный художник подарил ее Кракову, и она стала основанием Краковского национального музея, ее инвентарный номер — один.

Семирадский точно изобразил тему смены цивилизаций, когда Римская империя рушится вместе со всем своим государственным устройством. Приходит новая этика, новое учение — христианство, которое начинает свое победное шествие по миру, и эта империя разваливается. В качестве метафоры крушения античной цивилизации выступают руины римской виллы.

Картина «Римская оргия блестящих времен царизма» будет написана им в Мюнхене после того, как он покинет Петербург. Здесь молодой Семирадский справляется со сложной задачей: изобразить многофигурную сцену, показать хмельную пляску вакханок и группу патрициев, которые смотрят на танец. Семирадский был большим поклонником музыкального театра. Он посещал балет и оперу в Москве и Петербурге, видел многие балеты Петипа и Сен-Симона, и танцы в его картинах изображены виртуозно. Но, захваченные этой сценой, мы не сразу замечаем, что в правой части картины лежит истекающий кровью, видимо только что заколотый, мужчина, которого вот-вот унесут на носилках, а стоящий рядом человек в руках держит нож, с которого капает кровь. И эта жестокость античного мира, равнодушие к человеку, неравенство тоже подмечает художник.

Следующая картина, которую пишет Семирадский, углубляя свое понимание темной стороны античности, — «Оргия времен Тиберия на острове Капри» — часть диптиха, который был написан Семирадским для мецената, коллекционера и купца Козьмы Солдатенкова. Здесь Семирадский обращается к истории императора Тиберия в изложении Тацита. Когда сам Семирадский был на Капри, ему показывали ту скалу, с которой Тиберий сбрасывал неугодных, политических противников, провинившихся рабов и смотрел, как они падают и разбиваются. Гости императора, танцующие на берегу, случайно замечают окровавленные трупы, и смех и радость буквально замирают на их губах. Семирадский достаточно редко писал исторических деятелей. Исключение составляют Нерон, Клеопатра, Антоний и Христос, к которому библеистика XIX века относилась как к исторической личности. В образе танцующего молодого мужчины с военным зашнурованным сапогом некоторые исследователи видят Калигулу, которого воспитывал Тиберий как своего преемника.

В сюжете, который Семирадский разрабатывает с конца 1870-х годов, «По примеру богов» мы видим характерные составляющие его античных идиллий. Это влюбленные, которые уединились в тенистой части парка, их поза повторяет позу скульптуры «Амур и Психея». Здесь есть и еще одна скульптура — это скульптура Венеры стыдливой в гроте, перед которой стоит курящийся жертвенник. Влюбленные прибыли, видимо, на ладье, которая украшена головой лебедя — символа верности. И все элементы этой античной идиллии сплетаются в нехитрый сонет, сюжет: любовь делает смертных подобным богам. Весна, пробуждение природы, первый поцелуй, рождение чувства — это всем понятные эмоции. Иногда сюжеты живописи Семирадского кажутся современному зрителю банальными, но даже современный зритель не может не оценить мастерство Семирадского в изображении скульптуры, элементов архитектуры, цветов, растений, которые часто написаны без подготовительного рисунка a la prima.

С конца 1870-х к 1890-м годам происходит определенная эволюция античных идиллий Семирадского. Он освобождается от аллегории, от сюжетных линий, фигуры становятся меньше, фактура и колорит более интенсивными. Безусловно, он видит, что происходит в изобразительном искусстве, видит импрессионистов и берет на вооружение некоторые их приемы. Он начинает писать очень обобщенно: зелень переднего плана, цветы, написаны просто брызгами мазков. Но само настроение идиллий остается прежним. Это гармоничное, счастливое бытие древних, мечта человечества. Нам кажется, что античность не сказка, а быль и этот золотой сон еще можно повторить.

Мы говорим о том, что Семирадский был художником-эрудитом. Он знал латынь, греческий, многие европейские языки. Просвещенные зрители разделяли его увлечение античностью и разгадывали подсказки и цитаты, которые он приводит в своих картинах. Например, в картине «Отдых патриция» на мраморной скамье лежит развернутый свиток с красным ярлычком, на котором на греческом языке есть надпись «Анакреонт» — имя греческого поэта V века до нашей эры. На свитке видны буквы — это цитата, есть ее перевод на русский язык: «Как пьет земля сырая, так из земли деревья, а море пьет из речек, а солнце пьет из моря, а месяц пьет из солнца. Друзья мои, за что же вы пить мне не даете». Патрицию, разгоряченному жарким солнцем и вином, наливают вино, и его друг цитирует эти стихи. Над патрицием мы видим базу колонны с известным рельефом из музея Ватикана в Риме, на котором изображен поросенок, что тоже является неким намеком.

И это не случайно, потому что критический пафос искусства 1860–1870-х годов в России сменяется иными настроениями. В 1880-е годы, находясь в Италии, Серов напишет свои знаменитые слова «Я хочу отрадного и буду писать только отрадное». И таким манифестом красоты, радости, жизни является «Фрина». Не случайно сельский учитель Тяпушкин в очерке Глеба Успенского «Выпрямила» говорит о том, что его душу, которая была, как скомканная перчатка, выпрямила Венера Милосская. Такой выпрямляющий потенциал, гармонизирующий человеческую личность, есть и в этой картине.

Есть несколько жанров в творчестве Семирадского, которые известны меньше публике и историкам искусства. Одновременно с «Фриной» Семирадский начинает показывать на выставках серии, которые я для себя называю «старые монастыри». Семирадский любит путешествовать по району Лацио, это на пути от Рима к Неаполю, где была одна из вилл Нерона, но позже в этом районе обосновались бенедиктинские монастыри. Семирадский создает целую серию картин, тоже своего рода идиллии, только монастырские. Его монахи — адепты деятельного добра, они спускаются с утешением и помощью к бедным, отправляются причащать умирающего, растят девочку-сироту. И это тоже важная сторона жизни Семирадского. Он был верующим католиком, и его евангельский цикл и монастырская серия проникнуты искренним чувством веры.

Есть в его творчестве и парадные портреты, в некоторых из них он предвосхищает портреты модерна. Он вплетает головы своих моделей в сложные декоративные фоны как своего рода украшения. Мы можем просто полюбоваться тем, как он решает колорит своих портретов. У Семирадского есть и глубокие портреты близких ему людей, как портрет его друга художника Александра Станкевича, который был старше Семирадского на 20 лет и тоже жил в Риме.

Но все же хочется закончить нашу лекцию на оптимистической ноте и сказать, что Семирадский в большей степени тяготел к гармонии, умел настраивать таким образом свою душу. Последние работы, над которыми он работает, — античные идиллии, картины на евангельские сюжеты, в которых есть заряд оптимистичного, радостного, положительного отношения к жизни, которое до сих пор доносит до нас творчество Семирадского. И что может быть особенно актуально в наши дни.

На превью: Генрих Семирадский. Опасный урок. Фрагмент. Около 1895. Холст, масло. Переславль-Залесский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник
Вид экспозиции выставки "Генрих Семирадский. По примеру богов" в Государственной Третьяковской галерее, 2022. Государственная Третьяковская галерея. Фото: Юлия Захарова.